– Что, не хочешь вернуть должок? – фыркнула София. – Так и знала, что надо брать с собой горничную.
Этта заставила себя встать, когда корабль снова качнуло. София снова позеленела, а шустрые пальцы Этты забегали по линии крошечных пуговиц.
Ткань – какой-то дамаск – оказалась теплой и влажной от пота; корсет потяжелел от него, сорочка стала полупрозрачной и кисло попахивала. Несмотря ни на что, щемящее сочувствие заставило Этту повернуться и вытащить свежую из ближайшего сундука. За мгновение до того, как она отвела взгляд, Этта увидела глубокие покрасневшие вмятины, оставленные корсетом на коже девушки. Скользнув в свежие одежды, София издала тихий вздох облегчения. Если они в чем и были заодно, то в том, что эту эру было трудно назвать звездной для женщин.
– Как в этом двигаться? – поинтересовалась Этта, водружая корсеты на стол.
– Женщинам не полагалось много двигаться, – ответила София, добавив: – Хотя и не всем. Уверена, крестьянки этой эры рады поддержке, горбатясь, убирая дома или делая, что там крестьянкам положено делать. Вертятся как белки в колесе.
Этта потерла лоб, не зная, с чего начать.
– Пока ты играешь роль обоев, – продолжила София. – Декорации. Вот доберемся до Нью-Йорка, и тогда дедушка попросит у тебя… что он там хочет попросить.
Этта отпрянула от одной только мысли. Будь здесь мама, одно это слово вызвало бы такой поток красноречия, от которого уши пошли бы волдырями, а сердца выгорели бы по всему океану. Обои. Декорация. Вся ее жизнь и личность обратились в ничто.
– Я этого не принимаю, – заявила Этта. – Я не вещь. И ты, кстати, тоже.
Выражение лица Софии изменилось: обмякшие от изнеможения черты оживились острым интересом.
– Ты, знаешь ли, избалована. Ты и ваше голосование, образование, независимость… сколько всего вам досталось даром!
Этта ощетинилась, чего София явно и добивалась. Как и любая девушка, она все еще чувствовала отголоски ранних эпох угнетения. Ее воспитывала мать, боровшаяся за право получать зарплату, которую заслуживала, за равный доступ к образованию, за возможность путешествовать по собственному выбору. То, о чем ее просили – подыграть чьей-то игре, – заставило кровь пульсировать в жилах. Она уже напялила этот чертов корсет. Разве этого недостаточно?
– Зачем ты остаешься здесь, если можно отправиться в какое угодно время? – осведомилась Этта. – Ты можешь отправиться со мной – я имею в виду обратно в будущее. Или вернуться в прошлое и попытаться изменить законы…