Революция, или Как произошел переворот в России - страница 37

Шрифт
Интервал


Эмоциональная «закрытость» императора Николая II породила целое направление в мемуарной и исследовательской литературе, в которой существует масса полярных мнений – от эмоциональной патологии до сверхволи «самодержца».

Особенно много толков вызвало поведение царя во время отречения в Пскове. Наиболее часто цитируемая фраза официального историографа Ставки генерал-майора Д. Н. Дубенского, произнесенная им во время допросов ЧСК Временного правительства в августе 1917 года: «Это такой фаталист, что я не могу себе представить… он отказался от Российского престола, как сдал эскадрон» (См.: Падение царского режима. Т. VII. М., 1927. С. 393). Это показное спокойствие монарха тогда глубоко задело и даже оскорбило многих. Однако мало кто знает, что секретарь ЧСК известный поэт Александр Блок в своих воспоминаниях ссылается на слова того же Дубенского: «Когда он говорил с Фредериксом об Алексее Николаевиче (т. е. о своем сыне цесаревиче Алексее. В.Х.) один на один, я знаю, он все-таки заплакал» (См.: Блок А. Последние дни старого режима // Былое. 1919. № 15. С. 47).

После Февральской революции Д. Н. Дубенский, как мы уже отметили выше, неожиданно подвергся 9 августа 1917 г. допросу следователей ЧСК Временного правительства, как явный монархист, но арестован не был (См: ГА РФ. Ф.1467. Оп. 1. Д. 977; «Падение Царского режима». Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства. Т. VI. М. – Л., 1926). В частности, следует заметить, что во время этого допроса генералу Дубенскому зачитывались фрагменты из его же собственного дневника, которые любопытно теперь нам будет сопоставить с содержанием текста его более поздних опубликованных воспоминаний. Увы, но заметны явные и местами существенные разночтения, что непроизвольно наводит каждого вдумчивого читателя на определенные размышления – каких же взглядов придерживался их автор в тот или иной период времени? Это еще раз подтверждает тот вывод многих историков, что к такой категории документальных источников, как воспоминания, необходимо относиться критически и не все следует из опубликованного принимать «за чистую монету»! Тем более, об этом следует помнить, когда перед читателем появилась уникальная возможность взглянуть на эти события и через «призму» восприятия этих же фактов другими свидетелями, а также через сопоставление их содержания с текстами архивных документов, многие из который находились ранее на закрытом хранении, в так называемых «спецхранах».