– Тебя горн пережёг.
– Закалил меня горн. Наковальня силушку влила.
– Супротив соци-лизма плывёшь. Против энтого напора никто не устоит.
– Выдержу. Неуставную артель организую. Посмотрим – чей труд слаще будет.
– Ту пустошь, что распахал три года назад, под колхозную пашню берём. Правление «за».
Лошадиная дрожь прокатилась по телу Никодима. Полыхнул взглядом.
– Кого защищал в гражданскую войну?! Оказалось – бандитскую власть на престол возводил… Поздно прозрел…
Намотав на тощий рыжий ус сказанное, Евграф пустил в ход другой колодный козырь:
– Покос твой заберём. Нам масштабы лугов нужны. Хватит юзгаться на клочках.
– Зря не прибил тебя у слопца. Тогда чужой глухарятинкой хотел поживиться. Сейчас пашни да покосы к рукам прибираешь.
– Недоказуемо про птицу – глухаря.
– Все знают, какая ты птица. Не коренной нарымчанин – пришлый. Иначе уважал бы законы сибирских поселенцев. Твой отец конокрадом был. За страшную пакостливость оглоблей учен.
– Недоказуемо! Батя, царство ему небесное, от рук озлобленных извергов пал.
– Что еще собираешься выкрасть у меня под флагом соци-лизма? Опись составил?
Посмотрел Евграф завистливыми глазами на кузню, ядовито на раскалённого обидой единоличника. Поддёрнул синие шевиотовые галифе. Просипел:
– Пробьёт час – кузницу отымем.
В верховье Оби на отстой шел последний грузопассажирский пароход. Осев по ватерлинию от бочек с рыбой, ягодой, грибами, от мешков с кедровыми орехами, плотных пучков клёпки, он полз против течения усталой черепахой.
Скоро могучая сибирская река вздрогнет от судороги первых морозов. Пароход уползал в спокойный затон под Томском. Двухколёсное чудище, изнурённое за навигационный срок, мерилось силой с разгонным плёсом. С кержацкой настырностью бодалось с накатной мощью вспененных волн.
Неделю назад ясным погожим днём вклинивались в разреженную синь стаи гусей и лебедей. Природа подсказала им день отплытия в сторону спасительного юга. Их прощальный надрывный стон щемил сердца людей, оставленных на вечное изнурение Сибирью: стужей, гнусом тайги и болот, двуногим гнусом начальства. Злопамятный неродной отец народов когда-то сам немного похлебал нарымской мурцовки. Теперь немалыми тысячами сгонял сюда для суровой испытки нации репрессированных трудармейцев, деклассированные элементы, осуждённых по раскулацким статьям.