– Тебе нравится тут, родной? – так же певуче спросила она.
– Д-д-да. – заикаясь ответил Р., нервно взглотнув.
– Тише, не бойся, я тебя не обижу. Возвращайся. Вернись. – тихим голосом шептала она, удалась и протягивала руку.
– Куда? – Р. Вопросительно пожал плечами и отступил шаг назад.
– Люди ошибаются. Они думают, что убежав от чего-то они обретают себя. Что они, наконец, находят свободу. В этом есть толика правды, но есть то, что никогда не заменит им это. – девушка перестала улыбаться, но смотрела так же нежно. – Ты слишком долго был там, и ты не успел увидеть тут чистоту, что должна была броситься мгновенно в глаза.
– Ты о чем? Я все видел, все ощутил. Я получил вдохновение, я за этим сюда и ехал. И кто ты такая? – Р. бросался вопросы один за одним.
– Нет, ты не думал, что должен вернуться. Но подсознательно ты отвергал все то, что получил тут. Кто я? – с той же чувственностью спросила девушка и зашагала вперёд.
– Да. Кто? Кто?! – повысил голос господин и продолжал отходить назад.
– Я монохром…
После этих слов ее глаза медленно стали наливаться краснотой, пока все, до последнего их участка не стало алым. Белое платье выцвело на глазах, трансформируясь в серое тряпье. Из пальцев медленно освобождались длинные мечевидные когти. Она не собиралась останавливаться. Она улыбнулась, открыла рот, который был усыпан сотней мелких, острых, иглообразных зубов. Волосы с ее головы падали на траву, оголяя череп, а ноги выломились в обратные стороны. «Монохром» – повторила она уже нечеловеческим голосом, похожим на звук зажеванной пластинки, после чего дикий рев разразил горную местность.
Раскаты грома и синевато-белые разветвления молний прорезали чёрное, налитое свинцом и ртутью, давно не видевшее солнца небо. Стёкла задрожали, словно кто-то на заброшенном людьми заводе запустил дремавшую веками машину, испускавшую сгустки неведомой тёмной энергии, которые в свою очередь распадались на миллионы крошечных осколков, образуя в последствии то, что мы зовем проделками природы. Все вокруг пульсировало, вливая вместе с грозой тысячу оттенков и новых цветов, тысячу невидимых ранее картин и тысячу уникальных и по-своему ужасающих звуков. В ветхое окно падал тусклый луч света уличного фонаря. Его было сложно разглядеть из-за плотной стены непрекращающегося ливня и порванной полупрозрачной кружевной занавески, которая от сквозняка, протискивающегося через расщелины подоконника, колыхалась в комнате, по-своему виду и атмосфере не отличавшейся от уличных окрестностей города.