) взяли себе в жертву его первого лейтенанта».
Суд палаты пэров, начавшийся 4 декабря 1815 года, длился всего два дня. Стоит ли долго обсуждать дело, исход которого был заранее предрешен?! К тому же роялисты опасались возможного освобождения обвиняемого его друзьями и сторонниками. Надо сказать, что слухи о таких попытках были небезосновательны. По всей видимости, немало сослуживцев маршала намеревались организовать его побег. В частности, по словам С. Захарова, «лейтенант по имени Сельве должен был проникнуть в тюрьму „Консьержери“, расположиться под камерой, где содержался маршал, пробить потолок и занять место Нея». «Если эта история подлинна, – пишет по этому поводу Вельшингер, – то она доказывает лишь одно: автор этого проекта побега видел прекрасный сон. Впрочем, Ней не собирался бежать. Он отказался принять помощь Эксельманса 16 августа; в ноябре он также отказал графу Понтекулану воспользоваться благоприятным случаем. Он спокойно ждал решения палаты пэров, веря в то, что абсолютно защищен статьей 12-й соглашения о капитуляции Парижа».
На первом судебном заседании палаты с весьма жесткой речью выступил Арман Эмманюэль дю Плесси герцог де Ришелье, исполняющий обязанности председателя Совета министров и министра иностранных дел Франции. Тот самый знаменитый Дюк, так много сделавший для развития и процветания Одессы и Крыма. После окончательного отречения Наполеона и реставрации династии Бурбонов он наконец-то смог вернуться на родину из эмиграции. И хотя король дважды поручал ему возглавить совет министров, большим престижем ни у двора, ни у правительства, ни у оппозиции он не пользовался. Известно, что всемогущий Талейран посмеивался над не унаследовавшим политических талантов потомком знаменитого кардинала де Ришелье, язвительно говорил, намекая на единственную пользу, принесенную им вдали от Франции: «Ни один французский государственный деятель не знает так хорошо крымских дел, как герцог Ришелье».
Но потомок кардинала и сам был не слишком удовлетворен своим новым назначением. Он понимал, что ему отводится определенная роль и потому, выступая на заседании палаты пэров, чувствовал себя не в своей тарелке. Будучи непримиримым противником Бонапарта, в своей обличительной речи герцог искренне бичевал маршала Нея как изменника, вступившего в заговор с «узурпатором» и нанесшего тем самым вред Франции. Вместе с тем в угоду союзникам, которые неприкрыто вмешивались во французское правосудие, он требовал осудить его «от имени Европы». Чем и задал в расследовании дела необходимый властям тон. Роялисты именно этого от него и хотели. Поэтому С. Захаров справедливо отмечал: «Уже с самого начала судебный процесс пошел не по пути поиска правды и правосудия, а по пути скорейшего осуждения и вынесения самого сурового вердикта подсудимому. Это был заранее подготовленный спектакль, в котором Нею и его адвокатам предлагалось сыграть роль неких статистов, обязанных говорить только тогда и только то, что желала королевская власть и королевская судебная система». При этом нельзя не отметить такой парадоксальный факт: маршала судили за измену Людовику XVIII на основании… законов времен Великой французской революции и уголовного кодекса, принятого Наполеоном!