Отец Василий снял трубку телефона и неторопливо начал тыкать старые пластиковые кнопки с наполовину стершимися цифрами. Вскоре на том конце кто-то ответил.
– Это Свято-Пантелеимоновский храм? Это благочинный иерей Василий Васильев… Бог благословит! Позовите отца Ярослава, – Васильев заметил, что Шинкаренко смотрит на него выразительным и понимающим взглядом, и столь же выразительно кивнул ему в ответ.
Через пару минут на том конце провода послышался голос Андрейко.
– Как дела, отец Ярослав?.. Как обычно?.. Ну, слава Богу. Сможешь ко мне в храм сегодня подъехать? – после этих слов благочинного взгляд Шинкаренко стал еще более выразительным.
– Да, надо, откладывать не стоит. После девяти вечера…
Благочинный положил трубку.
– Значит, вот все-таки так? – спросил его сосед по кабинету. Предложение прибыть на беседу не в Епархиальное управление, а именно в храм, в котором служил настоятелем благочинный (и при котором он жил), было признаком серьезности момента. И Васильев, и Шинкаренко прекрасно знали, чем именно может быть вызвана такая серьезность.
– Да, так! – ответил отец Василий.
– Ну ясно, – сказал Шинкаренко голосом, лишенным сколько-нибудь выраженной интонации. Однако за безцветной тональностью благочинный расслышал вполне отчетливый упрек. И посчитал нужным пояснить:
– Слишком большое смущение от всех этих их дел… Надо ставить точку. Запустил Владыка Евграф всю эту ситуацию! – негромко, но резко произнес отец Василий.
Шинкаренко довольно демонстративно ухмыльнулся. Прошло меньше трех месяцев после того, как Владыка Евграф отбыл в Вену, и вот уже благочинный дает весьма суровую характеристику его действиям. Хотя пока Евграф был здесь, в Мангазейске, он не только не высказывал столь жестких оценок, но и пытался одергивать отца Игнатия, который любил иногда посплетничать о своем епископе.
– Не знаю, – пожал плечами Шинкаренко. – В таком деле аккуратность нужна. Может, потому Владыка Евграф и медлил.
– Запустил! – нахмурившись, безапелляционным тоном заявил Васильев. – А новый наш Преосвященный – он не таков! Тридцать лет в монастырях – сам понимаешь, какая это духовная школа… Он это терпеть не будет. Надо принимать решение.
Шинкаренко с треском захлопнул старую кожаную папку с документами, данные из которых он забивал в какую-то таблицу, открытую у него на мониторе.