– Такая жизнь, что здоровье не помогает – сказал и назвал адрес пивной, в которой хотел видеть Леху сегодня ночью.
Я не склонен к дружбе, с собутыльниками у меня получается лучше. Леха всегда был моим собутыльником, но нам случалось быть вместе и в наши трезвые дни. Он очень меня любил и ценил наш союз, я же видел в нем все то, что мечтал видеть в себе: целеустремленность, щедрость, обожание своего дела, искренность, чувственность, а самое главное, Леха обладал невероятным, могущественным как гора умом. Он знал все и помнил все.
Он работал врачом первый год в городской больнице и очень гордился своей профессией. Насколько я знаю, справлялся он с ней просто замечательно.
Алкоголь, безрассудство и азартность мешали ему жить, но эти камни были ожерельем его внутренней свободы, которая так важна думающему человеку.
Пил он крепко и часто и всегда напивался до стойки на четырех конечностях, но каждый раз он оставался джентльменом и никогда утром не подавал вида, что страдает. Кстати, говоря, от алкоголя он не зависел как от воздуха, я знал случаи, когда Леха не пил по пол года и при этом жил также как прежде.
«Скучно вечером и замечаешь много всего, зришь в корень, чувствуешь фактуру» – говорил он о впечатлениях полугодовой завязки.
– Я знаю! Где это! Там отличное, дешёвое пиво и музыка неплохая, скоро буду – крикнул он мне в трубку и сбросил.
С Лехой мы могли говорить обо всем: стоило мне завести тему политики, и он рассказывал о новых либеральных законах, которые вот-вот впитаются в нашу жизнь, подобно хлорке Я упоминал о фильме, пускай даже советском, пускай даже 50Х годов и он мне советовал похожий, только зарубежный. Я начинал философствовать на тему: «быть или не быть», и он мне объяснял, что вопрос этот глупый, не содержащий смысла.
«Треп пустой, вымысел, искусственная дилемма, в здоровом мозгу такого не бывает» – говорил он и я верил, ведь я знал, что Леха разрезал человеческий мозг. Отдельной темой в наших разговорах была литература, тут мы пускались в бесконечные разговоры, как будто глубинные, такие с которых не видно солнца. На этой глубине мы оба были одни, и эхо наших криков не достигало вершины нашей пропасти. Чтобы выбраться, мы топили себя в алкоголе. Мы плавали в нем и терпеливо ждали, когда уровень этого плотного напитка достигнет границы нашей пропасти, после чего выходили каждый на свой берег спасенными и прощались на долгие дни.