– Не торопись с выводами, детка, – сочувственно призвал Измайлов. – Поддерживайте с Настасьей Садовникову. Мне кажется, что объяснение этого экстравагантного суицида очень скоро найдется в бумагах фирмы. Да, Садовников собрал волю, на трезвую голову занялся делами и обнаружил детище в долгах, с непоправимо подмоченной репутацией. Не справился с потрясением. Перетерпел бы день, второй, глядишь, придумал бы что-нибудь. Но ведь попробуй, перетерпи. Говорят, решившим завязать необходим позитив, отрицательные эмоции способствуют только рецидиву.
– А зачем так сложно умирать, Вик? – сжала кулаки я.
– Поленька, мне кажется, тебе прямо-таки хочется, чтобы Садовникова убили. Ты не желаешь замечать очевидного. Ничего проще выбранного им способа не было. Представь, он опозорен, напуган, издерган, возможно, и лишнего доллара уже нет. А нужно мотаться в поисках оружия или яда по земле, которая слухом о его проблемах полнится. Зачем мучиться, унижаться, если в него уже влито нечто, опасное для жизни при определенных условиях? Всего-то и надо купить бутылку или достать старую заначку. И шприц с ампулой для верности. У него среднее медицинское образование, выбрать лекарство с подходящим побочным эффектом мог.
Звучало настолько правдоподобно, что грех было продолжать пытать Вика.
– Милый, а вдруг это вообще не самоубийство? – кольнуло меня очередной догадкой. – Леня вместо позитива окунулся в негатив, ему нестерпимо захотелось выпить, не удержался. Потом сделал себе укол, чтобы до приезда неотложки не остановилось сердце, но психанул, случайно превысил дозу, вызвать медиков не успел.
– Что-то в этом роде ты говорила Юрьеву у Садовниковых, – хмыкнул полковник.
Я когда-нибудь, в самом деле, решусь на убийство. Болтливого Юрьева угроблю.
– Там я из духа противоречия Борису предположила, что он спасал себя. А теперь развила мысль.
– Чудо ты мое! – умилился Вик. – Разбудить, вымотать душу, чтобы сделать столь серьезный вывод. В наказание за мой недосып я с тобой не соглашусь.
От неожиданности я закашлялась. Довольный произведенным впечатлением полковник заботливо треснул меня по спине.
– Спятил? Больно!
– Надо единожды, но сильно. А вообще у меня давно кулаки чешутся.
Вот до чего дошло – бывший пьет, нынешний бьет. Классика.
– Не дуйся, Поленька, – смутился моим молчанием Измайлов. – Правда, больно? Прости, детка, я из лучших побуждений, я же не специально.