Она бегло меня оглядела, словно прикидывала, как половчее выпихнуть из машины.
– Извини, – понурилась я. – Думаешь, у Лени не было причин спиваться тайно ото всех?
– Думаю, нет, – трудно сглотнув, выговорила Ленка. – А кончать с собой и подавно. Так просто кончать.
Я поняла ее и согласилась. Леонид Садовников был склонен не к эпатажу, а, скорее, к классическому театру. Но и в нем без зрителей не обойтись.
– Лен, не сердись, но не вирусный гепатит, не ВИЧ всему виной? Бывают ведь и случайные жертвы. Правда, это единственное, что на ум приходит.
Ленка крутанула руль, по-моему, на триста шестьдесят градусов. Как ни странно, машина в кювет не кувыркнулась. Бедняга попыталась сдуть рыжую прядь со взмокшего лба и почти пролаяла:
– Я поразмыслила об этом. Бегло. Старалась без эмоций. Но он наверняка заразил бы меня. А я недавно обследовалась у гинеколога и сдавала кровь на эту пакость. Все чисто.
– Леня знал об этом?
– Разумеется.
Я нутром чуяла – Ленка права. Смерть есть этап жизни, а жил Леонид Садовников отнюдь не для самоубийства. Любил себя. Ленка была самой расчудесной женой, потому что он ее выбрал. Его фирма была совершенной и обреченной на процветание, потому что он ее создал. И так далее. Умирай он добровольно, ликвидировал бы дело, сжег офис, усадил Ленку в любимый норовистый Лексус и вместе с ней врезался бы во что-нибудь железобетонное.
Но какой-то частью рассудка, или что там у меня вместо него, я понимала: спокойнее будет, если Леня сам свел счеты с жизнью. Случаются же с людьми острые помешательства. В конце концов, в любой смерти ищут виноватого. Хоть Господа Бога – рано прибрал, хоть самого покойного. Чего стоит горький упрек: «На кого ж ты меня оставил»? А потом привыкают жить, не видя, не слыша, постепенно забывая человека, и по мере углубления забвения, смиряясь. Или попросту учатся обходиться без. Поэтому я начала тихонько бухтеть, мол, всяко бывает, индивид всегда одинок в смерти, нам не дано и в себе-то разобраться, не то, что в другом, будь он и самым-самым близким. Близость – не тождественность. Надо уважать выбор и поступок любимого даже через свои боль и обиду. А уход из жизни – мужественный поступок…
Вряд ли Ленка меня слышала. Но не радио же было включать в подобной ситуации. А мое монотонное бормотание явно ее успокаивало и слегка отвлекало от собственных мыслей. Вернее, мешало думать о том, что нас ждет на даче. Так и ехали. Я уже давно умолкла, но и самой все казалось, что говорю, говорю, говорю.