– На Чижиковском подворье, – с гримасой отозвался Илья Никитич.
– Ба! И что ж, клопы-то вас там не одолели?
– Не спрашивайте! Эти канальские твари любого сожрут живьём! И зачем только их Бог создал?
– В таком случае, вот вам совет: пойдите теперь на ваше подворье, расплатитесь с хозяином, заберите вещи, пойдите в баню, отдохните там душой и телом и вечером перебирайтесь ко мне.
– Да удобно ли это, Василь Васильич?
– Мне, друг вы мой, всё удобно, так как я неженат. Я нынче не могу дольше сопутствовать вам, поскольку спешу на службу, а вечером мы с вами займёмся вашим делом. Уж я его возьму в разделку!
– Да для чего же вам тратить время на моё дело? – удивился Овчаров.
– А оттого, что каждое дело, в котором не поставлена точка, во мне зудит, как укус клопа. А в том старинном деле точка не поставлена, и я хочу это исправить. Я хочу узнать, что произошло тогда. А, раз уж мы с вами столь чудесным образом встретились, то можно предположить, что это, как говорят святые отцы, воля Провидения, а ей надо следовать всегда, – Романенко поднялся, застегнул форменный китель.
Илья Никитич поднялся следом.
– Ах, да! Чуть не забыл самого главного! – воскликнул Василь Васильич. – Не идите в какую попало баню. Идите в Ломакинские. Непременно в Ломакинские! Баня, друг вы мой, первейшее самое дело. Баня – это ж почти как Причастие! Телу во здравие, душе во спасение! Эх, с каким бы удовольствием я отправился с вами! Чох-мох, не дал Бог!
– Не знаю, как вас и благодарить, Василь Васильич, – улыбнулся Овчаров.
– Бога благодарите, что свёл нас, – Романенко протянул Илье Никитичу руку. – Надобно было бы нам с вами на брудершафт выпить, но с утра я не усугубляю, а потому будем считать, что уж выпили и перейдём на «ты». До свидания!
– До вечера, Василь Васильич!
Романенко быстрым шагом направился к выходу, приговаривая любимую поговорку:
– Цоп-топ по болоту, шёл поп на охоту…