Лесин и немедленно выпил - страница 8

Шрифт
Интервал


«…нашему посольству, бывшему в Испании в 1667 году, показалось за диковину, что оно на улицах Мадрида не встречало пьяных. Вот как об этой диковине записано в статейном списке посольства: „Гишпанцы не упьянчивы: хмельного питья пьют мало и едят помалу же. В Гишпанской земле будучи, посланники и все посольские люди в семь месяцев не видали пьяных людей, чтобы по улицам валялись, или, идучи по улице, напився пьяны, кричали“».

Почему я вдруг обратился к прошлому, к «седой старине», может возникнуть резонный вопрос. Объясняю. Речь ведь идет о будущем – о том, что станет с Петушками в 2042 году, будут ли тогда читать Ерофеева и т. д. А чтобы узнать будущее, есть только один способ – заглянуть в прошлое. Прошлое обнадеживает. Русские пили, пьют и, надеюсь, будут пить еще долго, а значит, будут и книжки читать. А то, что до тех пор пока будут читаемы книги на русском языке, будет читаем и Ерофеев – в том у меня нет сомнений.

«Приканчиваю остаток вчерашней водяры», или «Последний дневник» Венедикта Ерофеева

Документ одновременно и страшный, и великий, и замечательный (впервые прочел я его в журнале «НЛО»). После его чтения понимаешь, что не зря Ерофеев оправдывал свое пьянство тем, что это у него такое призвание, а «уважать надо всякое призвание». «Последний дневник» хочется назвать

ПЬЯНСТВО КАК СЛУЖЕНИЕ.

Ерофеев умер в мае 1990 г., дневник охватывает период с октября 1989-го по март 1990-го. Последняя запись датирована 18-м марта. Больше Ерофеев ничего не написал.

«Последний дневник» читать тяжело. После прочтения хочется не откупорить, а забыться. Не бражничать, а бежать. Судите сами:

«Голову можно поворачивать только на 25 влево и 20 вправо». (После двух операций на горле.)

«Все дальше к вечеру уже не могу говорить, даже кивать головой не в силах». (Не следует забывать, что после 1985 г. Ерофеев вообще не мог говорить, пользовался специальным аппаратом или писал.)

Ерофеев не жалуется, он записывает. Поэтому есть и такое: «Сегодня я уже способен гулять.(…) Усаживаюсь за привезенную прессу». Но (запись того же дня) – «…стук в окошко: появл. Мур. И тоже с провизией, и тоже с коньяком».

А в другой день даже так: «…врываются Кобяковы с псом, с коньяком и кагором».

А следовательно – «начинается полоса коньяков и канделябров»:

Начинается она, как и положено, совсем не страшно, можно даже сказать, светло и радостно: