– Это принадлежало всегда нам и останется у нас, у твоего ребёнка…
Эндрю сжал голову руками. Он знал, что не будет выполнять задание разведки.
На подготовку ушло около недели. Эндрю набрал единственный номер телефона. Разговор был недолгим. Там всё поняли. А спустя полчаса после разговора, Эндрю принял огромную дозу снотворного у себя в кабинете.
Эндрю умер, его не удалось спасти. Он соединился с Мери, как того хотел.
Украина. Полтава, 1998 год.
Соседи подходили к третьему подъезду, где уже был выставлен гроб с телом. Хоронили соседа – Александра Николаевича. Его сын – Костя Шевченко стоял над гробом, низко склонив голову. Каштановые волосы развевал тёплый, летний ветер. Руки он держал ровно по швам; так военные отдают честь уходящим в последний путь. Соседки, те самые добропорядочные и всезнающие старушки, тихо шептались за спиной Кости.
– Мать похоронил три года назад, – шептала одна другой, – такая милая женщина была… А теперь и отец. Бедный мальчик, совсем сиротой остался.
– А сколько ему?
– Я в этот дом въехала в 65-м году, а их семья приехала сюда в 69-м, – вспоминала старушка, – а Костику уже годик был. Такой милый ребёнок, послушный, симпатичный, с голубыми глазёнками.
– А где он сейчас работает? – интересовалась женщина из соседнего дома.
– В филармонии нашей. Он скрипач, музыкант, консерваторию закончил.
– Интеллигентный, молодой человек.
– А ещё скромный, – вмешалась третья соседка, – сколько помню его, всегда приветлив, услужлив. Бедный наш Костя, за такое короткое время двух родителей схоронить.
Старушки закивали головами, горестно охая и вздыхая.
Наконец процессия двинулась к автобусам. Медленно и заунывно играл приглашённый оркестр. Костя, как не крепился, но при звуках траурного марша расплакался. Слишком велика была утрата.
Костя похоронил отца рядом с мамой. У него не было больше ни одного родного человека на свете. Вся его жизнь, сколько он себя помнил, были его родители, отдававшие ему всё самое ценное в духовном и физическом развитии. Теперь ему придётся применять в своей жизни всё то, что вложили в него родители; все знания и науки, весь тот опыт, что он приобрёл на протяжении своей недолгой жизни.
Вечером Константин вернулся в опустевшую квартиру. Всё было печальным и неприветливым вокруг. Стены молчали, в комнатах не раздавалось ни шороха, ни звука, ставшими столь привычными за эти годы. Больше не было мамы с её милой вознёй на кухне и вязанием в свободные часы. Не было отца, с низко посаженными на нос очками, читающего газету возле окна и ожидающего обед или ужин. Всё смолкло, утихло, пришло иное время.