До встречи не в этом мире - страница 8

Шрифт

Интервал

на четырех ногах.

«Я сходил с ума в неприметный час…»

Я сходил с ума в неприметный час,

узнавая об этом по цвету глаз,

осажденных тоскою со всех сторон,

наблюдавшей, как в них едят ворон,

запивая снежком пополам с золой

да поблескивая оловом и смолой.

Но ни в страхе смерти, ни в жажде благ

я не мог выкинуть белый флаг,

как не мог победить и сошел с ума

потому, что, во-первых, – была зима,

а иных причин мне хватало для

веры, что стойкость – моя земля.

Но едва я высвободился из пут,

как почувствовал, что теперь идут

искушенья монетой, любовью глин,

номерами и стеклышками машин,

чтоб безумьем безумного ткнуть за пыть —

и тогда мне назло захотелось жить.

И поскольку не мог я пробиться в лоб,

то я начал рыть из себя подкоп,

и когда обратно пошли часы,

а у гончих вытянулись носы,

и, спеша, прокурор подписал арест,

мой хорей, обернувшись, глядел на Брест.

«Я ненавижу свой дом за плевков, окурков…»

Я ненавижу свой дом за плевков, окурков,

мусора таинство, электролиз придурков,

осемененных мною на радость дурам

словом, флуоресцирующим меж КГБ и МУРом.

Я ненавижу свой дом за аморфный, мнимый,

декоративный облик моей любимой,

доводящий до бешенства равновесьем

между панельной грязью и поднебесьем.

Зло просыпаясь на крик альбиносов ночи,

я замечаю, что и на меня по-волчьи

смотрит нора, похожая на «прасковью»,

заблеванную бирюзы тоскою.

Я – это вид из рода персон нон-грата,

ждущих посыльных от капитана «Гранта» —

ведомства, чей монолит, как причал, откуда

отправляются корабли от худа

к худшему, где я окончу годы,

как не смирившийся, злой волонтер свободы,

награжденный, словно колодкой, строчкой,

хлынувшей горлом, как мутной водой из сточной

клоаки, где гошпиталь и кредо

невообразимой любви и бреда,

соединившись, образовали грыжу

абсолютно прекрасного: ненавижу.

«Четыре, пока не пустых, стены…»

Четыре, пока не пустых, стены —

мой дом, где вещи обречены,

и сквозь подрамник окна кривит

прозрачный песчаник вид,

по лужам скачущего верхом,

пространства, увенчанного колпаком,

как более свойственный интерьер,

чем замерший у портьер.

Здесь не обмануться в вещей чутье,

и ясновидящих, в канотье

на радужных головах,

в белых воротниках,

фонарей, и трепангов осин,

и бедность, что пахнет, как керосин

в хозяйственной лавке из всех углов,

не спрятать за спины слов.

Так что я не главней, чем ключ

в доме, где пробует лунный луч

Следующая страница