У Червленого яра - страница 7

Шрифт
Интервал


– Ну, чего разбушевался, – одернул дружка бородач, – кому ты сейчас чего доказываешь?

Петрила посмотрел на Миронега мутным взором, махнул, мол, и верно, чего с этим лешим из болот спорить.

– Нашего князя здесь удел, – снова повторил гридь, зевая в кулак, – а там, гладишь, и еще чего получим. Уступать не станем. Ох, теща забористо травок намешала, очи слипаются.

– Так иди приляг, я там уж постелил, – махнул на крайний шатер бородач.

– Пойду, раз бортнику медку для меня жалко, – и Петрила шатающейся походкой побрел к ночлегу.

Старик и Миронег остались у костра. Миронег пошевелил угли, добавляя света.

– Да уж, разросся рязанский княжий род, – вздохнул бородач. – Тесно им, не протолкнуться.

– Будут так друг у дружки уделы рвать, найдется кому проредить, – смело посмотрел Миронег на старика.

– А ведь я тебя, Мироша, признал, – тихо, озираясь, проронил бородач.

Миронег замер, но не ответил.

– Как Петрилу приложил по загривку, так и признал. Не ожидал в такой-то глуши Якимкиного стригунка найти.

Миронег досадливо поджал губы. Ну, сам виноват, надобно было не так умело бить.

– По дядьке небось горюешь? – ласково по-отечески спросил старик.

– Бывает, – скупо признался Миронег.

– А меня признал?

– Теперь признал, дядька Милята, экую мочалу отпустил, нешто сразу разглядишь.

– Так, может, к нам. Князю ты приглянулся, возьмет не глядя.

– Кабы мне нужно было, нешто я бы сюда забрался, – горько усмехнулся Миронег.

– А здесь сгинешь, смердом стал, а гордыню усмирять не научился, – старик тяжело вздохнул. – Я вот к Ингварю прибился, пока силушки хватит, при нем буду ходить. Из них всех, он самый разумник, – совсем уж тихо прошептал бородач.

– Ежели он разумник, каковы ж тогда другие? – посмотрел в темные очи старика Миронег.

– Нет власти не от Бога.

Спорить Миронег не стал.

– Молочка парного выпьешь? – предложил он милостиво.

– Нет, после бражки побоюсь, – повеселев, рассмеялся старик. – Ладно, бывай, Мироша.

Миронег тоже отправился в землянку почивать, но долго ворочался, не в силах заснуть. Прошлое ломилось в сознание из глубин памяти, а Миронегу того совсем не хотелось. Чтобы остановить воспоминания, он начал размышлять о князе Ингваре: «Стало быть, эти ватажники пожаловали не на ловы, зверье им не надобно, но тогда зачем? В малой дружине, да плывут не с полуночи к степям, а обратно – к полуночи, значит и не на половцев собрались. Глеба Переяславского обругали, мол, не его удел, а наш… А еще не крадутся, плывут открыто, неспешно, словно никуда и не торопятся. Что им тут делать? И гридь темнит, не договаривает». Микула поднялся и сел на лежанке, нащупал ковш и хлебнул холодной родниковой водицы. «Чудно это все, ой, чудно».