Даже Еримар, магистр телепатии, который целый час просидел у её кровати, потом скорбно сообщил, что не в силах помочь. Ненависть и горе Леи сильны, потому не позволяют абсолютно ничего внушить.
Сжав ладони в кулаки, травница хотела было ругнуться, но сдержалась и вместо этого воззвала ко всем богам, которых только знала, молясь о душевном здравии девушки. Всплеснув руками в немом недоумении с примесью грусти, она вышла из лазарета, запечатывая за собой помещение.
Кот тем временем прогулялся по всем углам, принюхался, в итоге забрался на кровать бывшей хозяйки, залез под одеяло и свернулся калачиком, согревая ее холодные ноги своим теплом.
2. Глава 2. Ультиматум
Летающая академия. Замок Водолея
Глумливый дух внутри меня издевался методично: с чувством, с толком, с расстановкой. После того знаменательного разговора в таверне, управляя моим телом, он, вопреки всякой логике, успел убедить родителей остаться в академии. Наверняка сделал это для того, чтобы и дальше изводить меня, моего жениха, да и остальных за компанию.
То, что мама и папа устроились магистрами в летающую академию, сделало меня просто адски несчастной. Ведь они видели, что творило мое тело, и молча сносили все, я повторюсь, абсолютно все злобные выходки моего кукловода, коих было бесчисленное множество.
Друзья или просто студиозы‑однокурсники узнали о себе массу «хорошего» из моих уст, одно время я даже надеялась, что меня попросту придушат или пристукнут где‑нибудь в темном коридорчике. Ведь сидеть внутри и молча краснеть, мучиться и реветь от измывательств духа мне надоело очень быстро.
Этот гад‑манипулятор сделал так специально, чтобы от меня шарахались все без исключения. Вот чего он добивался. А один раз мы с ним даже крупно повздорили. В результате я намеренно ушибла руку в столовой на виду у всех!
И вот лежу я в лазарете, связанная, причем не только магически, а подле моей головы рыдает мама, сестра тоже всхлипывает и места себе не находит, судя по звукам, мечется по комнате.
— Выйдите, — услышала я дорогой сердцу голос Глениуса.
— Я не позволю тебе и дальше изводить мою дочь! — зашипела мамуля, хрустя костяшками пальцев. Я не знала, что там она сделала, так как лежала с завязанными глазами, но в помещении повисла гробовая тишина.
Не меняя отстраненной интонации, ректор все же вымолвил: