Он махнул рукой, подзывая радиста, взял почтительно протянутую гарнитуру, нацепил на голову. Так. Четыре, три, две, одна... Щелчок. Вот они.
- Верховный, это Правый. Приём.
- Верховный, это Левый. Приём.
- Здесь Верховный. Докладывайте.
- Всё штатно. Движемся вниз по течению. Пока никаких следов противника не обнаружено.
- Всё штатно. Обошли заболоченный участок. Следов противника не обнаружено.
- Пороги, видимые мели, водопады?
- Нет. Русло чистое.
- Хорошо. Продолжайте движение до полной темноты, затем ждите нас. Мы скоро выступаем. До связи.
Он снял гарнитуру, отдал её радисту и через плечо посмотрел на быстро темнеющее небо. Скоро ночь. Ну и как, интересно, наши дела? Пора бы уже...
- Разрешите доложить, господин Верховный?
Он повернул голову. Перед ним стояли командиры сотен. Четверо.
- Докладывайте.
- Всё готово. Можем отчаливать.
- Отлично, – он поднялся и снова посмотрел на небо. – Пора. И да поможет нам Небесная Глубь.
Восторг!
Чистый и полный, словно во сне.
Если б ещё не горб реактивного движка за спиной и рукояти управления перед грудью, было бы совсем чудесно. Мешать-то они не сказать, что сильно мешают (антиграв нейтрализует не только вес тела, но и всего, что на тело сверху надето и нацеплено), а эстетику портят изрядно. То ли дело стройная, длинноногая и рыжеволосая молодая женщина, облачённая лишь в лёгкий (возможно, полупрозрачный) комбинезон и свободно парящая в фиолетовом небе среди птиц и облаков! Волшебное, должно быть, зрелище. С другой стороны, на кого здесь производить впечатление, на Никиту и Женьку, что ли? Они и так за все годы их дружбы впечатлены ею по самые уши. Ну, то есть она так думает, что впечатлены. Правда, ещё остаётся Влад. Владимир Иванович Борисов. Но его впечатлять если и хочется, то лишь из спортивного интереса. Потому как:
а) стар,
б) не в её вкусе.
Нет, ясное дело, Пирамида на славу поработала, и Владу теперь больше тридцати не дашь, но всё равно – внутри-то он остался всё тем же пятидесятипятилетним всезнайкой-аналитиком Приказа. А тяги к мужчинам, годящимся ей в отцы, она, Маша Князь, никогда не испытывала. Хотя и не осуждала тех, кто испытывал. Взять тех же Марту и Мартина. Но можно и не брать. Потому как кому какое дело, кто кого любит и в чьей постели проводит ночи... Ах, боже ты мой, но до чего же всё-таки красиво – дух захватывает!