– А вы забавная.
– О, я люблю повеселиться. – Китти бросила быстрый взгляд через плечо, затем поправила очки, явно довольная собой. – Мне нужно бежать. У меня встреча со Стоуном, а я никогда не опаздываю.
– Я не предлагал утроить вам зарплату.
– Нет, предложили. Вы сказали, цитирую: «Я заплачу вам втрое больше, только, пожалуйста, ради бога, замолчите». Конец цитаты.
О боже. Он действительно так сказал.
Кен поспешно переключил мозги, и, вместо того чтобы обдумывать, как заманить Златовласку обратно в постель, принялся лихорадочно соображать, как заставить ее забыть о повышении, потому что Стоун запросто мог его убить.
– Но ведь вы не замолчали, – возразил он с ноткой отчаяния в голосе. – Вы не выполнили условие.
Китти лишь улыбнулась, и на правой щеке у нее показалась ямочка.
Смешно сказать, но давным-давно, еще до того как он пустил под откос свою жизнь, Кен питал слабость к ямочкам.
– Откуда вам знать? – спросила Златовласка. – Вы храпели, как сурок.
Нахалки тоже были его слабостью. И эту девушку он считал милой? Да она оказалась настоящей хищницей.
Впрочем, его всегда влекло к хищницам.
Да что с ним такое творилось? Он прекрасно проводил время, жалея себя и упиваясь своими страданиями. К тому же всю свою жизнь он опасался людей, поскольку те вечно норовили что-то урвать от него (хотя это осталось в прошлом). И вот теперь он неожиданно забыл выставить защиту.
– Я не храплю.
– Храпите. Оглушительно. Примерно так… – Повернувшись к нему и продолжая пятиться по дорожке, Китти изобразила громоподобный храп. Наверное, так трубит распаленный похотью слон в разгар брачного сезона.
– Вы все это выдумали. Я вовсе не храплю, а вы трещали без умолку. Мне никак не удавалось заткнуть вам рот. – Кен указал на нее обвиняющим жестом. – Вас, Златовласка, не назовешь молчуньей.
Она снова рассмеялась, удаляясь в сторону главного коттеджа, и Кен вдруг почувствовал, как что-то перевернулось у него внутри. Он долго стоял в дверях на ледяном ветру, провожая взглядом девушку, пока в конце концов мороз не загнал его обратно в тепло.
Кен не торопился предстать перед родственниками. Он предпочитал тактику уклонения и выжидания. Вернувшись в домик, он отправился в душ. Кен не виделся с братьями и Энни почти год. Он избегал всех, кто был ему когда-то дорог. Но едва он вышел из душевой кабины, как открылась входная дверь, и Стоун окликнул его по имени.