– Жалко, что у вас с Бьёрном не срослось, – сказал Харри.
– Да.
Катрина не знала, хочет ли он, чтобы она углубилась в эту тему. И хочется ли ей самой углубляться. Поэтому она просто пожала плечами.
– Ну что же… – произнес Харри, поднося кофейную чашку ко рту. – Как живется вновь одинокой?
– Интересуешься жизнью одиноких?
Он засмеялся. И ей внезапно стало ясно, что она скучала по этому смеху. Скучала по возможности вызывать этот смех, потому что он всегда звучал как награда.
– Одинокая жизнь хороша, – сказала Катрина. – Я встречаюсь с мужчинами.
Она посмотрела на него в ожидании реакции. Надеялась ли она на реакцию?
– В таком случае надеюсь, что Бьёрн тоже встречается с женщинами. Так лучше для него.
Катрина кивнула. Но на самом деле она об этом не думала. И тут, как ироничное отступление, прозвучал веселый звоночек «Тиндера», и Катрина заметила, как женщина, одетая в отчаянно красное, поспешила к выходу.
– Почему ты вернулся, Харри? Последнее, что ты мне сказал, – ты никогда больше не будешь работать над убийствами.
Харри покрутил в руках чашку:
– Бельман пригрозил выгнать Олега из Полицейской академии.
Катрина покачала головой:
– Бельман действительно самый большой козел на двух ногах со времен императора Нерона. Он хочет, чтобы я соврала журналистам и сказала им, что это дело раскрыть почти невозможно. Хочет выставить себя в более выгодном свете, когда мы его раскроем.
Харри посмотрел на часы:
– Что ж, может, Бельман и прав. Убийца, кусающий железными зубами и выпивающий из жертвы пол-литра крови, – тут уж речь идет больше о самом убийстве, чем о жертве. И тогда дело автоматически усложняется.
Катрина кивнула. На улице светило солнце, и все же ей показалось, что она услышала отдаленные раскаты грома.
– Фотография трупа Элисы Хермансен на месте убийства, – произнес Харри. – Она вызвала у тебя какие-нибудь ассоциации?
– Укусы на шее? Нет.
– Я говорю не о деталях, я говорю… – Харри обернулся и посмотрел в окно, – о целостной картине. Иногда слушаешь музыку, которую никогда раньше не слышал, в исполнении неизвестной тебе группы – и все равно понимаешь, кто написал песню. Потому что в этом есть нечто. Нечто, чему сложно дать определение.
Катрина посмотрела на его профиль. Щетка коротко стриженных светлых волос была такой же своенравной, как раньше, хотя, возможно, не такой густой. На лице появилось несколько новых линий, углубления и впадины стали глубже, и даже несмотря на то, что вокруг глаз появились мимические морщинки, брутальность его лица стала заметнее. Она никогда не понимала, почему считала его таким красивым.