Каждый день, выбираясь из своей постели, в которой я сплю одна, одеваюсь и плетусь в редакцию, утаивая во рту то самое вязкое чувство. Весь день я читаю то, что все эти люди будут читать завтра или уже сегодня вечером. Я корректор. Чаще всего моя деятельность сводится к исправлению орфографических ошибок наших журналистов. Об этом ли я мечтала?
В детстве я ходила в школу, потом из школы. Играла с друзьями. Хотела быть Изаурой, потом Анжеликой, потом королевой Марго и мадам де Помпадур. Но мне говорили: «Красотой не проживешь». Я, как дурочка, верила и училась, что было сил, непонятно чему училась, хваталась за все подряд. В какой-то момент я оказалась на улице с дипломом ФилФака в руках и без малейшей идеи насчет того, кем работать мне теперь и чем заниматься. В 22 года у меня был диплом и большая сексуальная неудовлетворенность. Я знала, как читать, я не знала, как общаться. Тем более, флиртовать.
«Филологический факультет – эта такая забавная ветка классического высшего образования. Здесь тебе просто „ставят мозг“. Делают из тебя интеллигента», – сказал однажды за обедом в старой редакционной столовке Митя. Что это значит? Разворачиваю эту мысль в своем анемичном сонном мозгу. Туман постепенно расходится, и вот процесс производства филологов у нас в универе спускается до уровня моего старого сознания: конвейерная штамповка орков в замке Сарумана, если кто смотрел первую часть «Властелина колец» Питера Джексона. На первом курсе твою семнадцатилетнюю невинность и светлые идеалы крошат перфоратором многоуровневого разврата античной литературы. После чего изуродованную студенческую тушу, на которой еще сохранились обрывки детских подштанников, закаляют в горниле античных душевных страстей, и то, что осталось (а остается после таких испытаний, как правило, только чистый сырец твоей натуры, неспособный на сопротивление) аккуратно шлифуют мелким наждаком древнерусской литературы, которая зиждется на священном писании и «Слове о полку Игореве», обрамленных кроваво-голубо-сусальным кружевом разнообразных страданий и поучительных историй, широко представленных в скупом наборе житий православных святых. Некоторые экземпляры на этом этапе выбраковываются – они оказываются сделанными либо из слишком твердого материала, что мешает их «обучению», либо, наоборот, из слишком мягкого, что делает их ломкими и неспособными выдержать основные черты новой личности, личности культурного, образованного человека.