Случай приодеться Ангелу представится немного позже. Находившееся недалеко от речки кукурузное поле Остапа Яковлевича Гробового, переселившегося в позапрошлом годе из Воронежских степей в наше село, охранялось обычным, смастерённым на скорую руку пугалом. Скудная одежонка поверх соломенного тельца сторожа в аккурат подошла размером и фасоном упавшему с небес праведнику.
Но, покамест, было бы опрометчиво скрывать от читателя факт, случившийся с Чёртом на берегу той самой речки, безжалостно забравшей жизнь священнослужителя. В тот момент, когда довольный своей находкой Чёрт решил полюбоваться на своё отражение, неожиданно увидел расплывчатую от водной ряби морду своего рогатого сородича. Старый хриплый загробный голос, идеально подходящий для партии профундо Воскресного церковного хора, нотами раздражительности и разочарования проскрипел:
– Идиот! Ты какого клёпа напялил на себя рясу покойного дьякона? Ты, дурило, ещё кадилом помаши для пущей убедительности! Забыл, зачем мы тебя командировали?! Твоё дело – не вызывая никакого подозрения, вклиниться в жизнь села позабытого Богом, который, почему-то, снова вспомнил о нём. Тебя послали сеять смуту в мирские души, наводить страх на слабовольных да разузнать про миссию какого-то засланного ангела небесными вражьими силами. А он вырядился святошей, поглядите! Ну, идиот!
От неожиданности увиденного Чёрт, было, попятился назад от водоёма, но тут же взяв себя в человеческие руки, быстро обрисовав случившуюся ситуацию своим недальновидным умом, решил уточнить:
– Простите, боюсь спросить, а откуда Вы знаете, что эта ряса принадлежит дьякону и что тот скоропостижно, так сказать, отошёл от мирских дел и, не побоюсь этого слова, дезертировал со службы церковной?
– Сорока на хвосте принесла весточку!
– А, ну да! Понял! Сорока!
– Что ты понял, идиот?! Он по распределению ещё на Пасху был зачислен в наши апартаменты за близкую связь с Матрёной-частушечницей, которая имела виды на всех мужиков села, да и заезжих торгашей. Те, впоследствии, даже график торговли составить умудрились. Благо бабы взбунтовались супротив любвеобильной Матрёны и почесали ей кто граблями, кто вилами вышеколенные нижепупочные соблазнения, пока та не откинулась. А этому дьякону Никифору пришлось ещё несколько месяцев землю топтать, пока мы забронированный на его имя котлище раскочегарить умудрились. Дьячок-то, поди, увесистым кабанчиком был. На прихожанских харчах разнесло служивого. И хватит языки точить! Догоняй попутчика своего, а то его пятки уже у кукурузного поля пыль поднимают!