Итак, война, которая приближалась к своему завершению, для него закончилась уже сейчас. Не придётся ему, как видно, участвовать в штурме Берлина. Эк, его угораздило, не ко времени. Всю войну, считай, прошёл, ни одной царапины. А на последнем этапе не уберёгся. Обидно только, что уже не пройдёт он по улицам поверженного Берлина, не побывает в самом логове фашистского зверя.
«Всё! Отвоевался, гвардии лейтенант», – с горечью подумал Николай.
Утром, после очередной операции, подсел к нему пожилой хирург-подполковник.
– Ну, что, лейтенант, как спалось? Какие сны смотрел?
– Про войну, будь она неладна.
– Ну, мил мой, война, для тебя уже закончилась. И без тебя теперь управятся. Вот поправишься, отдохнёшь маленько и домой поедешь. Родители-то живы? Заждались, поди?
– Живы, слава Богу! – ответил Николай и тут-же осёкся…
– Вы не подумайте, товарищ подполковник, что я верующий какой. Это как-то само собой вырвалось. Привычка деревенская…
– Да ты, парень, не тушуйся. В душе должно быть место и Богу, иначе жизнь человеческая теряет всякий смысл. Каждый для себя когда-нибудь решает этот вопрос. Ну, да ладно! Какие твои годы, лейтенант. Радоваться должен, что живой остался в такой-то войне. А на ноги мы тебя поставим. Обязательно поставим. И не таких поднимали. Воевать, правда, не придётся больше, не успеешь просто. А вот на свадьбе своей отплясывать будешь, только держись. Невеста-то есть?
– Не успел, товарищ подполковник, – улыбнулся Николай, – я, ведь, на фронт, можно сказать, со школьной скамьи ушёл. Пришли к военкому всем классом. Дело было в августе, а мне семнадцать лет только в декабре исполнилось бы. Я военкома, с трудом, но всё же уговорил. Записал он мне рождение августом месяцем. А число, чтоб мне не забыть, двадцать четвёртое взяли. Я ведь двадцать четвёртого года рождения. Очень удачно получилось. Но военком, всё же, вместо фронта направил меня в артиллерийскую школу, чтоб как раз и фактический возраст подошёл. Потом поступил на ускоренные трёхмесячные курсы в военное училище. По окончании присвоили младшего лейтенанта и сразу на фронт…
От острой боли, пронзившей, вдруг, ногу, он непроизвольно застонал, но тут же взял себя в руки и продолжил.
– Отец мой вернулся с фронта в сорок четвёртом, на костылях. Ногу ему оторвало… правую… по самое… дальше некуда, как говорится. На одной только жилке и держалась. Так он, прежде, чем потерять сознание, с такой силой обхватил её руками, что санитары отнять не смогли, чтобы выбросить за ненадобностью. Так и приволокли в санбат. А там подвернулся хирург-умелец, пришил её на место. Мать пишет, прижилась. Пока кое-как управляется с костылями. А как крестьянину хозяйство вести на костылях? А теперь вот и я…