Любор сбегал к берегу, на ходу стягивая одежду.
– Не уйдёшь, куница! Не уйдёшь! – посмеивался он.
А древлянка пыталась отвязать от сапожка верёвку, но та туго разбухла, и только ногти срывались. Плот вышел на центр реки и взял хороший разбег. Мешок камней от рывков девушки сползал к самому краю. Ещё рывок в попытке развязать узел – и груз опрокинулся и потянул лёгкое тело в бездну. Но пока этого не случилось, Любор в несколько махов доплыл до неё, и уже готов был наказать беглянку, хотя и сам не знал, как – может, утопить и не мучать себя, что не ему такая досталась, а Варуну?
И только тут разглядел он верёвку от мешка в воду, и дикие глаза девицы, немые от ужаса. Голова её уходила под воду, и казалось, больше не появится, но течение и тяга вытаскивала её, и она кашляла, билась и задыхалась. Любор влез на плот, ощупал мешок и всё понял. Разодрав ткань, он высыпал камни, схватил верёвку и притянул древлянку к плоту. Обессилившая, она не смогла даже держаться за край, и Любор затащил её сам.
Солнце светило, кукушка пела, клокотала водица. На девице не было ничего, кроме обуви, и он бездумно разглядывал её молодое тело, пока она не пришла в себя. Когда открыла глаза, он резко отвернулся. А затем натужно стал править к берегу.
– Зачем это было? – спросил он, когда под ногами была земля, а перед глазами – согревающий костёр.
– Княжий сын, чего спрашиваешь? Не рабичем рождён, небось.
Она сидела, укрытая его рубахой и, не мигая, глядела на пламя. Сизые губы дрожали.
Только сейчас он мог изучить её лицо. Тонкое, резное, пронзительные зелёные глаза, белые брови, широкие как будто чуть бархатистые скулы. Кисти рук, которыми она обхватила колени – пухлые, как бывает в самой юности. Наверное, ей было не больше шестнадцати. И голос по-детски хриплый. Но далеко не детский взгляд – мерило судьбы.
– Не рабичем, – согласился Любор.
– Вот и я свободная.
– Уже нет, – заметил Любор, – Ты теперь у нас.
– А что мы вам сделали, что вы, как звери дикие, всех перебили? И сестёр моих, и братьев.
Красные от воды глаза метнули в него молнию, и тут же вновь стали впитывать пламя.
На это Любор не сразу нашёлся с ответом. Ему вдруг и впрямь стало неясно, к чему той ночью они перебили столько беспомощных спящих людей.
– Всегда мы воевали, – сказал он, – Не нами начато, не нами кончится.