– Захоронение давностью три-четыре дня, сырость, загрязнение. Вряд ли что-то можно изъять с такого вещдока, – заметил Сиваков.
– Федор Матвеевич, у него все забрали – мобильник, бумажник, документы, а про ключи в кармане забыли! – не унималась Катя.
– На экспертизу. Дактилоскопическую, – сказал Гущин. – И… о черт, до телефона не доберешься в этой амуниции!
– На экспертизу. Дактилоскопическую – упаковать и отправить, – приказал Сиваков помощнику, передавая брелок. – Ну что, дорогие мои коллеги? Приступим? Я приступаю к вскрытию тела неизвестного мужчины возраста примерно сорока – сорока пяти лет, европейской внешности, умеренной упитанности, – забубнил он для записи на диктофон, одновременно выбирая на хирургическом столе свои устрашающие инструменты.
Когда он сделал первый разрез, Катя тихонько повернулась и на ватных ногах заковыляла прочь из прозекторской.
В коридоре за этими герметичными дверями она сначала усиленно дышала и все никак не могла надышаться. Пропахший формалином воздух казался ей почти по-альпийски свежим.
Полковник Гущин продержался на вскрытии ровно полчаса. Когда Сиваков что-то там начал пилить и извлекать, он тоже вышел вон – с чрезвычайной поспешностью. Содрал с лица маску и плюхнулся на банкетку рядом с Катей.
Помощник Сивакова по традиции тут же принес заготовленную заранее склянку с нашатырем. Помог Гущину снять грязные резиновые перчатки.
Гущин нюхнул нашатырь.
– Хочешь? – спросил он Катю, словно предлагая дозу бог весть какой наркоты.
– Нет, – ответила она.
Она не стерла свои белые ментоловые усы с верхней губы, так и сидела с ними. Оно вернее.
Гущин тут же начал звонить и раздавать ЦУ – насчет осмотра территории леса со служебной собакой, насчет дактилоскопии с брелка сигнализации и насчет розыска бесхозной машины неизвестно какой марки.
Оперативники сообщили последние новости. По сводкам из района, а также из соседних Щербинки и Троицка никаких сведений, звонков или заявлений о пропаже без вести мужчин за последние пять-шесть суток не поступало.
– Если он уголовник, – сказала на это Катя, – то неудивительно.
Сиваков истово трудился в прозекторской, бодро извещая Гущина и Катю о каждом своем действии по вскрытию безголового трупа.
Они сидели и терпели, радуясь, что снова находятся по эту сторону прозрачного стекла.