– Черт! – рявкнула она и рванула наушники. – Что за ерунда?
Открыла глаза и замерла. В салоне – крики, визги и даже мат. Самолет упрямо несется вперед, при этом чудовищно западая влево. Какие-то сумки, чемоданы и кульки посыпались на голову, и вот тогда Елена напугалась:
– Витя! Что случилось?
Мужчина сидел неподвижно, белый как смерть:
– Похоже, отлетело одно шасси.
– Пристегните ремни, не вставайте с места! – взвизгнула в микрофон невидимая стюардесса. – Положите голову на колени, уберите все колюще-режущие предметы как можно дальше от себя.
– И засуньте в рот паспорт, чтобы было легче опознать ваш труп! – огрызнулась Голубева, пытаясь дрожащими руками застегнуть ремень безопасности.
Самолет чудовищно болтало из стороны в сторону, какая-то женщина истошно визжала.
– Я люблю тебя, ласточка! – пробормотал Жданов. – Знай это!
– Прекрати! – захрипела Голубева. От волнения у нее внезапно прорезался бас. – Прекрати! Я тоже тебя люблю, все будет хоро…
Их снова затрясло, да с такой силой, что она прикусила язык и замолчала. Самолет болтало и качало в разные стороны; стало трудно дышать. Пот застилал глаза, сердце колотилось где-то в горле, Лена вспомнила свой сон накануне и поняла, что это конец.
И вдруг наступила тишина, такая чудовищная и звенящая, что Голубева напугалась ее даже больше, чем криков и паники. Потом она услышала чей-то громкий вздох и хороший такой, от души такой, трехэтажный мат.
– Ласточка! – Виктор погладил ее по абсолютно мокрой от пота спине. – Мы сели.
Голубева разогнула ноющую во всех местах спину, открыла глаза и уставилась на Виктора:
– На облако? Где твои крылья?
– Успокойся, уже все позади, – Витя расцеловал ее пылающие щеки и обнял за плечи, а Елена от ужаса больше не могла произнести ни слова.
– Напитки за счет компании, – официантка безразлично оглядела их с головы до ног. – Да, видок у вас еще тот, – бесцеремонно прокомментировала девушка.
– Витя, – не отрываясь от маленького зеркала, встроенного в крышечку компактной пудры, прошептала Голубева, – возьми у нее коньяк и попроси заткнуться, у меня нервы не железные.
Виктор смущенно крякнул и похлопал ее по руке:
– Ласточка, все позади.
Голубева, наконец, привела в порядок свое лицо, убрала пудру в сумочку и попыталась бодро улыбнуться, поймав себя на мысли, что со стороны ее улыбка скорее напоминает оскал психически больного человека: