Дедок запнулся и сказал:
– Хотя, если подумать, может, это была и гномья сторона… – Он смутился, но продолжил: – В общем, сейчас уже и не важно чья, давно это было. Шахтеры, работавшие над пластом с обратной стороны обвала, услышали, что там осталось много своих, и они в ловушке, и тонут в сахарорафинадном продукте, и сказали: «Ну-ка, парни, возьмемся сообща и вытащим их оттуда».
Дедок еще помолчал, возможно, для выразительности, и продолжал:
– Но это, конечно, значило, что им надо вторгнуться на территорию, от которой их отделяли два проклятых блокпоста с вооруженной охраной. Охраной, которая, кстати, совсем не волновалась за шахтеров и уж точно не собиралась пускать вражеские силы на свою суверенную почву.
После очередной продолжительной паузы рассказ возобновился. Шахтеры навалились на блокпосты. Кто-то воскликнул: «Нам их не одолеть, они вооружены!» – и они переглянулись с безумным озарением, и другой голос воскликнул: «Ну, если так посмотреть, то и мы тоже вооружены, и нас больше!» И тогда этот шахтер взмахнул своим огромным кулаком и добавил: «И мы шахты роем целый день, а не лицом торгуем».
И вот все как один человек – или, может быть, гном – они ринулись на баррикады, и охранники, осознав, что вселить страх у них не получилось, побежали искать укрытия, когда шахтеры с кирками и лопатами обрушились на них со всей мочи. И шестьдесят шахтеров по обе стороны границы были спасены из очень липкого положения.
Административных последствий удалось избежать, потому что официальным лицам не хотелось сознаваться в собственном позоре.
Дедок посмотрел по сторонам с сияющим видом, как будто он сам был одним из тех шахтеров. А может, и был. Его кружку снова наполнили до краев, и он мечтательно проговорил:
– Но то было тогда. Хотел бы я, чтобы и сейчас все было так же.
Подходил к концу второй назначенный день, когда стараниями Кекса и его помощников Железная Ласточка запыхтела и медленно, но целеустремленно поползла по короткой круговой колее на участке Гарри.
И Гарри не мог не заметить, что у машины изменился вид, и теперь она стала как-то… ровнее, чем прежде. Он даже подумал, что мог бы назвать ее изящной, хотя сложно было отнести такое слово к пятидесятитонному куску стали, но в принципе, подумал он, почему бы и нет? Это не могло быть красивым – но