Конь бледный - страница 15

Шрифт
Интервал


Невольно усмехнулся – никогда не мог запомнить ни дней рождения, ни возраста родных и знакомых. Эти даты казались такими неинтересными, такими недостойными внимания, что мозг сам по себе заталкивал подобную информацию в самые далекие свои уголки.

Нюська долго плескалась в ванной, потом затихла, и Николай с тоской в сердце минут десять прислушивался к приглушенным рыданиям, сжимая в бессильной ярости огромные ладони. На него накатывали волны гнева, растворяющие, уносящие прочь все, что было наносным, приобретенным – законопослушность, готовность следовать приказам, уважение к власти. Но он держался. Негоже распускать нюни или давать волю гневу: гнев – совсем плохой спутник размышлениям.

Когда ты годами находишься в положении преследуемого, когда твоя психика днями, ночами, неделями и месяцами подвергается стрессу, когда ты ходишь по лезвию ножа, не зная, вернешься ли к родному порогу, – немудрено, если в сознании происходит некая профессиональная деформация. Разведчик должен принимать решение на месте, ведь от этого частенько зависит не только его жизнь, но и жизнь тех, ради кого он, как змея, ползает по джунглям или лежит закопанный с головой в горячий песок пустыни. Если тебя случайно кто-то обнаружил – ну просто даже пастух, перегонявший стадо баранов от одного пастбища к другому, или охотник, наткнувшийся на тебя в джунглях, – судьба этого несчастного предрешена.

Жестокость? Необходимость. Вот только потом снятся глаза этого пастуха, умоляюще протянувшего трясущуюся руку. И глаза мальчишки, неуверенно улыбнувшегося перед тем, как оборвалась его жизнь. Не сразу начинают сниться. Через год, пять лет, десять – у всех по-разному. И тогда ты понимаешь – пора уходить.

Вот только куда ты уйдешь от самого себя? Куда убежишь, привязанный, будто стальной цепью? Если только на тот свет. Но и это трудно. Человек, который привык побеждать, привык выживать в любых, самых нечеловеческих условиях, не может просто так взять и пустить себе пулю в лоб! Это мерзко. Это слабость, а слабость постыдна. Так учили его те, кто сделал из простого мальчишки Коли Зимина майора Зимина – разведчика, убийцу, боевую машину, специалиста по выживанию, лазутчика и диверсанта.

Николай подошел к полке, на которой выстроились пыльные книги, достал из початой пачки бумаг два листа, положил на письменный стол, стоящий возле окна. Нашел авторучку, с минуту чиркал ей по квадратику маленького желтого листка, пытаясь добыть из нее подсохший гель, наконец ручка все-таки расписалась, оставив на почерканной бумаге синие линии. И тогда Николай вывел на листе: