А несколько дней спустя, цедя поутру чай с блюдца, Игнат увидел в окно невообразимое: по дороге едва шёл его загнанный жеребец, гружёный какой-то поклажей, поверх которой восседал пропойца Ивашка Агеев, изо всех сил понукавший бедную животину. Этого зрелища уже не могла душа выдержать! Опрометью, не надев ни полушубка, ни валенок, выскочил Игнат на улицу, стащил, матерно ругая, Ивашку с лошади и, опрокинув в снег, расквасил ему опитущую физиономию. После этого он проворно освободил жеребца от поклажи, бросил пытающемуся снегом остановить хлещущую из носа кровь Агееву:
– На себе тащи, паразит! А коня не замай!
Ивашка поднялся и хотел было броситься на Игната, но его перехватил за пояс выбежавший из дому сын Матвейка. Агеев вывернулся, погрозил кулаком:
– Ужо я вам устрою, кулаки проклятые!
Дома завыла-запричитала Катя:
– И куда ж ты, старый, полез? Загубить всех нас решил? Детей бы, детей пожалел, дурачина ты!
– Не мог я видеть, как он моего коня увечит… – хмуро отвечал Игнат, понимая в душе, что жена права.
– А теперь он заявит на тебя! А им только этого и надо!
Игнат только глубоко вздохнул, а Катя засуетилась:
– Сейчас пойду к нему, паразиту, сальца снесу, настоечки своей, ещё чего…
– Не хватало ещё, чтобы ты перед разными Ивашками унижалась!
– А лучше мне вдовой с малолетними сиротами остаться? Молчи уже!
Что уж сказала Катя Ивашке и сколько продуктов снесла для его задабривания, Игнат не спрашивал. Но заявления Агеев подавать не стал, хотя не приходилось сомневаться – в свой час всё припомнит…
В конце января пришло из Москвы письмо от зятя, в котором тот в иносказательных выражениях настоятельно советовал немедленно уезжать из деревни во избежание беды. Игнат уже успел заметить, что Александр Порфирьевич не бросает слова на ветер. И если уж решился подобное письмо прислать, стало быть, дело серьёзное.
Вечером Игнат собрал домочадцев, включая Любашу с мужем, и объявил им о своём решении на время поехать погостить к старшему сыну:
– Месяц-другой поживём, а там уже и ясно станет, куда дальше: возвращаться или новое место искать.
Катерина, хотя и не без слёз, с необходимостью уехать согласилась. Матвей, единственная игнатова опора – также. А, вот, зять отказался наотрез, затвердил, как Филипп:
– Никуда мы из родного дома не поедем. Хозяйство опять же – как бросить? Да и отец не одобрит.