На столе из-под полотенца
высовывались румяными боками пироги. Горшочек с медом, банка
малинового варенья и кринка молока добавляли красочности
натюрморту.
– Ну что, раз хозяин дал добро, то
давай угостимся, чем Пантелеймон Борисович послал, – предложил
Зинчуков и приподнял расшитое узорами полотенце. – Ого! Да тут
шаньги! Сто лет их не ел. Уже забыл, какими они бывают на вкус!
Я же тем временем взял две
алюминиевые кружки с крючков на стене и после ухватился за чайник.
Он был и в самом деле горяч – пришлось браться за ручку через
лежащую неподалеку тряпку.
Когда наливал чай, то ароматный пар
от заваренных трав так шибанул по ноздрям, что даже слегка
закружилась голова. Пахло летом и залитым солнцем лугом. Пахло
теплом и радостью.
– Да уж, Борисыч умеет заваривать
чай, – одобрительно хмыкнул Зинчуков, когда аромат достиг и его
ноздрей. – Сам собирает травы, сам сушит. Большого ума человек… Не
зря же его до сих пор уважают наверху и чуть-что совета
спрашивают.
– Ну что же, попробуем, чем хозяин
угощает. Добротой и лаской он уже встретил. Так теперь попробуем
хлебного гостеприимства, – улыбнулся я в ответ.
Шаньги были похожи на ватрушки, вот
только вместо творожной начинки тут была начинка из картофельного
пюре. В других присутствовала гречневая каша с рубленым вареным
яйцом. В третьих гороховое пюре. Да, был своеобразный вкус, но
аппетит утоляло здорово.
Ароматный чай сразу же придал сил. По
телу разлилось тепло и блаженство. Казалось, что не было позади
двух тысяч километров. И что можно снова за руль и ехать
обратно.
Артем Григорьевич только покряхтывал,
глядя на меня и стараясь не отставать в поедании печева. В общем и
целом, когда мы отвалились от стола, заморив червячка, можно было
сказать, что «приветствие» Пантелеймона Борисовича целиком
искупилось угощением.
– Ох, то ли ещё будет, Борис, –
подмигнул Артем Григорьевич. – Ведь это только легкий перекус, а
основное угощение нас ждет после бани. Ты не смотри на Борисовича,
он на вид грозный, но в душе… Если его хорошо узнать и
прочувствовать, то золото, а не человек.
Входная дверь без шума отворилась и
на пороге появился сам Пантелеймон Борисович.
– Про меня вспоминали? Нахваливали,
небось? Да по рожам вижу, что не ругали.
– Спасибо, Пантелеймон Борисович, –
сказал Зинчуков, поднимаясь из-за стола. – Угощение было
царским.