Э–э–эх, устал – не устал, теперь отвязывай паром и снова перехватывай канатные узлы. Тьфу на Набуяга – нечего шляться в неуставное время, но пива–то хочется!
Когда я причалил к мыску, из сухих зарослей выступили две фигуры в рубищах:
– Паромщик Велчер, покорно просим вас забрать нас на другую сторону.
Пара похожих друг на друга парней с ввалившимися щеками. Глаза испуганно блестят, на лице трехдневная щетина.
– А ну, брысь!!! – рявкнул на них Набуяг. – Сколько раз говорено – переправа до захода прожекторов. Какой грех имеете? И что за религия?
– Христианство, грешны расточительством, – прошептала одна из теней.
– А если расточитель, то можно ходить небритым? Кто сказал такое? Никто? А вот я вам говорю, что с сегодняшнего дня в Прайде введена принудительная кастрация за небритость! Марш приводить себя в порядок. Завтра переправитесь, – важно распорядился Ом и, обернувшись к кустам, призывно крикнул. – Танцор!
Из колючих ветвей вылез эдус и приковылял к берегу. Головы нет, тело сплющенное, руки и ноги торчат – вылитый паук! Я заметил, что организм прихрамывал на одну конечность. За спиной у эдуса болтался самодельный матерчатый рюкзак, набитый чем–то тяжелым. Набуяг бережно поставил пиво у своих ног, подхватил создание под «мышки» и перекинул ко мне на настил плота. Не ожидавший такого поворота эдус неуклюже плюхнулся набок.
– Вот – выменял у пургаторских ребят. Поврежден, хотели было списывать. А мне сгодится, – пояснил Ом.
Он примерился, сделал шаг назад и перемахнул на паром. При приземлении мой приятель умудрился наступить на полу своей рясы, споткнулся, заскользил к краю и неминуемо бы вывалился во Флегетон, если б я не удержал его за шиворот.
– Ага. Благодарю, – пропыхтел Набуяг и уселся прямо на доски. – Укачивает меня стоя, – пожаловался он. – Дают знать боевые ранения.
Старый ты мошенник! Это просто талант – так врать, ни секунды в себе ни сомневаясь. Какие ранения? Откуда у тебя, проходимец, раны?
Мы познакомились полгода назад в карантине. Я только что закончил реабилитационный курс, во время которого из моего тела извлекли массу полезных и не очень предметов, в том числе и Червяка, моего внутреннего шеф-лекаря. О нем единственном я сожалел, даже горевал. Моя возлюбленная Тиа-культуролог полностью исчезла с радаров, как и не было ее. Горевал ли я и о ней тоже? Если только очень глубоко внутри, поскольку отчаянно крутил романы с молоденькими медсестрами. Умудрился стать у них вроде местной достопримечательности. Но не по причине избытка мужской силы, скорее – наоборот, к моему стыду. После удаления имплантов и замены армейского процессора на гражданский у меня полностью исчезли навыки любовного общения. Я походил на солдата–новобранца, попавшего на передовую сразу после рекрутского пункта и неведомо как миновавшего учебку. Все до одной «нечипованные» девчонки ржали надо мной, как кобылицы, но не брезговали наставлениями неумехи.