Приоткрыв дверь впуская в дом своего фамильяра, я с любовью погладила зверька по его чудесному, белому и мягкому меху. После чего насыпала ему в плошку еды и мы сели ужинать.
Хорек с аппетитом уплетал все, что я ему наложила. И куда только в него влезает? Мелкий же совсем, а съедает не намного меньше меня. При этом уверена, в течение дня он неплохо поохотился.
По-хорошему, Призрак был не совсем фамильяром. Ну или совсем не фамильяром. Ведь ритуал слияния можно провести только после инициации. А я ее так и не прошла. Хотя и могла уже года два назад. Но я оттягивала этот момент. И все потому, что боялась. Боялась, что после ритуала ничего не измениться в моей жизни и я так и останусь слабой недоведьмочкой больше пологающейся на знание трав, основ природы и их взаимодействие, чем на дар. И тогда все мои надежды на приобретение полноценной ведовской силы окажутся напрасными. Или, наоборот, она изменит все настолько кардинально, что и рада этому не буду. Неизвестно же как поведет моя магическая составляющая после инициации. Ведь обе силы во мне перемешались в некую гремучую и очень опасную смесь, которую приходилось постоянно контролировать. А еще я боялась повторить мамину участь. Вот только если у нее была моя бабушка, которая могла помочь в трудную минуту или что-то подсказать, а то и просто приободрить, то у меня никого, кроме Призрака, нет. А он, даже если очень захочет, вряд ли сможет что-то сделать в сложной ситуации.
Так, нечего раскисать. У меня еще столько работы, что, в лучшем случае, до середины ночи провожусь, а если буду нюни распускать, так и до утра.
Быстро убрав со стола после ужина, я приготовила необходимые для ворожбы ингредиенты, после чего вымылась, надела чистую рубаху и взяв в одну руку наполненную заготовками корзину, а во вторую серебряный котел, передающийся в нашем роду из поколения в поколение, отправилась на удаленную лесную поляну. Сегодня полнолуние, лучшее время для создания особенно сильных настоек, амулетов и зелий.
Для этого вида волшбы я всегда старалась уходить подальше от дома, на одинокие поляны в густой чаще леса, меняя их каждый раз, без какой-либо системы. И все потому, что в эту ночь нельзя колдовать находясь в личине. Я же свою редко снимала. Точнее, у меня их было несколько, так что меняла их в зависимости от ситуации и жизненной необходимостью, но больше всего я любила носить ту, что похожа на мамин портрет. Ее небольшое изображение хранилось внутри золотого медальона, который я носила с рождения. И даже предположение, что эта вещица принадлежала не столько матери, сколько отцу, не могло меня заставить ее снять, и уж тем более выбросить. Ведь другого портрета мамы у меня нет.