– Почему тебе не сделать это вместе с нами? – произнесла она. – Ты ведь способен влиять на всех силой своего убеждения, они же боготворят тебя! Ты сам говорил, что оставаться в этом капкане опасно, что сюда вот-вот ворвутся русские и возьмут нас в плен.
– Как человек я пошёл бы на это, но как фюрер – не могу.
Еве ничего не оставалось, как улыбнуться и отвести взгляд. В очередной раз сердце её не обмануло: он останется здесь, чтобы в последний момент на боевом посту нажать на курок и добровольно уйти из жизни непокорённым неприятелем человеком. Ева смирилась с тем, что долгими годами пестуемая благосклонность Гитлера к ней отлита из жестокости.
– Мне больно наблюдать, как Магда, укладывая по ночам детей спать, при мне ударялась в слёзы! – в голосе Евы зазвучало сострадание. – Я сама готова была заплакать, когда Хельга умоляла свою мать разрешить ей уехать. Она – взрослый ребёнок. Она догадывается, что её ожидает, если русские подойдут к бункеру слишком близко. Девочка не хочет умирать, как мы. Сделай же что-нибудь, спаси хотя бы детей!
– Третий рейх никогда не погибнет, Ева, если мы будем едины и верны, – сказал Гитлер. Он предпочёл пропустить мимо ушей слезливые просьбы. – Фюрер обязан быть выше людских страданий, только так он может выполнить миссию, возложенную на него самим провидением. Да, бесспорно! Для меня Магда является образцом арийской женщины, а прикасаясь к её детям, я успокаиваюсь. Сколько я ни уговаривал семью Геббельсов покинуть зону боевых действий, она, как и её муж, проигнорировала меня. Побольше бы таких женщин, – и возможно, эта война приобрела бы другой оборот.
– Тоска берёт при одной мысли, что всё скоро закончится! – сказала Ева. – Куда подевался твой хвалёный генерал Венк, где все те, кто должен нас спасти?
– Я понимаю тебя, дорогая! – Гитлер не обиделся на её слова. – Я не раз задавал себе точно такие же вопросы. Ты близка мне, ты мне очень нравишься, когда приходишь ко мне красивой и нарядной, с искусным маникюром на руках. Но позволь мне как фюреру самому решать, где кто находится и как сражается.
– Ты прав, мой фюрер! – покорность в голосе Евы убедила Гитлера. Он давно отвык от возражений. – Решай сам, как оно будет лучше. Жизнь – забавная штука. Вечно нас обманывает.
И оставив фюрера удивляться тому, что сказала, Ева ушла к себе. Проводив её до двери внимательным взглядом, Гитлер улыбнулся. Он знал, что с 1929 года всеми её поступками руководило чувство любви к нему. Для него Ева была просто женщиной, которая не имела на него никакого влияния, и это его устраивало. Женщины не должны совать свой нос в дела мужчин, их место – кухня, дети, церковь. Политика не для них, ею занимаются сильные волей мужчины.