Со вздохом опустившись на свое место, люди были обречены погружаться в философию финансов в сотый раз.
Ему нравилось, как Йогиня произносила слово «деньги», растягивая его особенным образом, и он просил ее повторять его снова и снова.
– Мадемуазель! Скажите его! Скажите слово «деньги»!
Это был его способ вытаскивать ее из апатичного молчания и держать привязанной к себе. Ей это нравилось и она повторяла слово так часто, как он того хотел, произнося его мягко, нарочито протяжно – «маннэй».
Каждый раз они смеялись как дети, а потом за ними следом начинали смеяться и мы, дружно повторяя «маннэй!».
Было приятно видеть ее повеселевшей и немного отвлекшейся.
Он сочинял Максимы денег и дотошно выверял их, стараясь подчеркнуть их абсолютность, их независимость от каких бы то ни было духовных или религиозных тривиальностей. Он уже придумал свои Десять заповедей, точно так же перевернув с ног на голову все, что известно духовно ищущим:
1. Просто трахайся, не говори о любви.
2. Воруй, но не попадайся.
3. Поддавайся искушениям – всяким и разным.
4. Убей соседа, спаси себя.
5. Лучше быть собакой, чем святошей.
6. Ненавидь мать свою – бей суку.
7. Убей всех докторов – каких и как только увидишь.
8. Лучше мастурбируй, чем медитируй.
9. Ешь как поросенок, боров и свинья в одном лице.
10. Исчезни и не появляйся.
В принадлежащей Юджи ламинированной копии Десяти заповедей была размещена также его фотография, где он указывал на дорожный знак с надписью «Дорога в несчастье»; под фото была надпись: «Это не просто место, это твое право по рождению», а еще ниже, конечно же, «Хорошего дня!». Это «специальное издание» высвечивало скрытое предупреждение, которое люди часто не замечали.
Он всегда был ловкачом. Возможно, он перенял эту привычку у своего старого приятеля Джидду Кришнамурти, которого всегда обвинял в том, что тот «бросается абстракциями в людей». Он вывел этот вид спорта на новый уровень.
Несмотря на всю эту ерунду, если когда и существовал источник религиозных идеалов или поведения до того, как его заляпали грязью священники и пандиты, то он, вероятно, существовал в человеке, подобном Юджи. Ключом являлись его живые слова. Его жизнь являла собой подтекст этой явной чуши, и Максимы были всего лишь еще одним упражнением в стирании своей личности с помощью создания чего-то настолько скучного, нудного, примитивного и бессодержательного, что это ее уничтожало. Я их считал раньше и продолжаю считать сейчас удивительно пустыми и озадачивающими, подобно невысоким кирпичным стенам. Его жизнь была полной противоположностью того, на чем он настаивал как на самом важном, и Максимы денег представляют собой иллюстрированное руководство, описывающее реальное поведение человеческих существ за лживой маской разговоров о духовности.