— Простите... — попыталась разбить тишину Катя.
— Я не вовремя на вас свалилась.
— Не переживай, девочка. Лучше спать ложись.
На завтра староста прислал своего проблемного «мальчика»,
который и постучался в дверь Риссиного дома в середине утра. Это
оказался улыбчивый молодой мужчина, совсем не подходивший под
описание старичка. Он взвешенно рассуждал, если Катя спрашивала, и
ни на минуту не переставал что-то делать руками. Мужчина скрутил из
травинок куколку, обстругал попавшимся под руку топориком
щепочку.
— А что староста на тебя жалуется? — уже
провожая мужчину, поинтересовалась Катя.
— Да, — махнул он, задумчиво примериваясь
к очередной веточке, — душно мне,
а он не верит. Красиво вокруг,
а он не видит.
— А что он женит тебя,
а ты не женишься? — усмехнулась она.
— Почему не хочу? — возмутился он, даже веточку выронил и
наклонился поднять. — Просто не на старостиной же правнучке. В
девках уже третий год как пересидела, никто не берёт. Ну зачем
такая жена нужна — ни обед сготовить, ни рубаху пошить, ни дом и
двор присмотреть, да того же, на лицо страшна! Но что староста на
меня взъелся и поедом ест, в зятья требуя, не разумею. Пойду я,
мамке воды с колодца натаскать обещался, а то руки у неё уже болят
после ночи...
Где же вы, придите ко мне. Я дам вам
идеалы, я расскажу вам все ответы... Придите, я голоден!
Я так голоден... Вы больше не будете потерянными,
вы найдёте всё, чего жаждали. А я насытюсь вашими
страданиями и болью. Только придите, придите
ко мне!
***
Гостеприимное село Катя покинула на следующее утро. Ноги
поджили, и идти было уже не больно, но девушка всё равно
осторожничала и чаще останавливалась отдохнуть. И в путь её
отправили, одарив подарками и приговаривая «Бери, бери, а нам у
богов зачтётся», «О юродивой каждый позаботится, бери, девочка, не
отказывайся». И теперь плечо приятно оттягивала холщовая сумка с
хлебом, сыром, пучком мелкой морковки и пузатой фляжкой. Куда ей
идти, она не знала, поэтому просто спустилась по дороге до тракта и
повернула налево.
Тракт в первый же день раздвоился ещё раз, и Катя
вновь свернула наугад. Дорога изрядно проросла травой,
но нехоженность тропы скорей успокаивала, чем настораживала.
Эта ветка оживлялась весной и осенью, когда селяне тянулись
к городам, чтобы что-то продать, а что-то купить.
Летом же по деревням ездили лишь редкие купеческие обозы,
торгующие солью, инструментом и утварью втридорога. Бывало,
что и крупные купцы, не желающие платить пошлины
на торных дорогах, сворачивали на деревенские.
Но Катя, конечно, этого не знала, она просто неспешно
шагала вперёд, наслаждаясь спокойствием. Дорога причудливо
поворачивала, огибая деревья, между которыми
её и прокладывали, и за очередным поворотом
прямо на жесткой траве лежал человек.