Угрюмый весельчак, в чьём сердце пули,
Как шут смеюсь, хранящий свою рану.
Мой жребий так непрост, лукавый шулер —
То добрый, то зловещей океана.
Судьба! твой тайный путь нелепый самый,
Как светлый сад в коварности ночной:
То мне совала пиковую даму,
С тоской её больною, роковой,
То, сжалившись, одаривала новой
С огромным сердцем картой на любовь,
И страшных ран вдруг забирала Словом
Всю муку, всю чудовищную боль.
Как дух войны, в пыли меня разила.
И я глядел, поверженный в бою,
Печалью чёрной сломленный, бессильный,
В открытую увечьем грудь мою.
Ни жалости, ни жалобы, ни стона,
Всё поглотила злая тишина.
И сердцу, что мольбы забыло, снова
Ножами множит раны сатана.
Тоске жестокой не было предела,
Безумства не унять уже ничем;
А горечь всё нутро моё разъела:
Зачем я не прогнал её, зачем!
И лишь тогда, когда порвали стяги,
Стирая тень о светлом и былом, —
В геенны темень мой спустился ангел,
Укрыл меня в молчании крылом.
Я помню добрый миг той странной дружбы,
И ладаном напоенный эфир,
И я постиг всё то, что было нужно,
И без чего мне был ужасен мир.
…Рок, чуть смирённый сказкой колдовскою,
Низринул в сумрак ночи, что заклят,
Меня, откуда нет пути изгою.
Но ангелы любви сильней в стократ.
И вероломней силы урагана
Рок разрушал и плоть мою, и кровь.
Но и в груди моей, в открытой ране,
Где сердце лишь нежней – росла любовь.
…Угрюмый весельчак, в чьём сердце пули,
Теперь шутник и я, счастливец бедный.
Я снова хохочу печально, шулер,
Мой странный рок, порою милосердный.
Но если ты задумаешь больнее
Ударить, мой безжалостный вампир,
То вспомни: тебя ангелы сильнее.
Без них давно разрушили бы мир.