Недалеко от входа, за стойкой бара-прилавка, хлопотала буфетчица универсального возраста. Более точные детали скрывал толстый слой контрастного макияжа. За ее спиной на витраже выставлены пакеты с соками, бутылки с водкой, и одна припыленная бутылка коньяка.
От прилавка отошел мужик с наполненными одноразовыми стаканами и к буфетчице приблизился следующий – крупный здоровяк.
Президент, как дисциплинированный гражданин, подошел к прилавку и добросовестно встал в очередь за здоровяком. С другой стороны пятачка обслуживания, с жалостливым видом стоял еще один, худощавый, невысокий мужичок лет пятидесяти. По жизни у него было два состояния: злой и голодный, что ни на что не влияло, или веселый и пьяный, что тоже ни на что не влияло. Сейчас его состояние находилось на полпути от первого ко второму.
– Налей мне сто пятьдесят и пива, – пробасил здоровяк буфетчице.
– Пиво живое наливать? – машинально бросила буфетчица.
– Да нет. Давай дохлого. От живого меня пучит.
Буфетчица занялась наполнением посуды. Здоровяк, в ожидании, взял с прилавка тарелку с бутербродами (хлеб, маргарин, филе селедки) и сунув нос под защитную пленку, понюхал их.
– Сто рублей, – огласила итоговый счет буфетчица.
Здоровяк достал из кармана деньги и стал выверять нужную сумму.
– Витек, займи стольник, – при виде денег, оживился худощавый.
– Ты сначала то отдай, – здоровяк был хладнокровен.
Витек забрал налитое и направился в зал. Его хмурое лицо с большим шрамом предупреждало окружающих, что он бывает либо злой и трезвый, либо злой и пьяный, что влияло на все и всегда одинаково.
Президент, подойдя к пятачку обслуживания, стал внимательно рассматривать небогатый ассортимент. На витрине вступительным напутствием перед формированием заказа навязчиво приветствовала памятка посетителя:
ПО-БРАТСКИ,
ПОД ЧЕСТНОЕ СЛОВО,
ПОД КЛЯНУСЬ МАМОЙ,
НА ЗАПИШИ,
ПОД ЗАЛОГ ТРАКТОРА
НЕ НАЛИВАЮ!
– Тома, ну налей «на запиши», – воспользовался нерасторопностью президента худощавый, чтобы завладеть вниманием буфетчицы. – Говорю же, отдам через неделю.
– Коля, ты уже достал! Отвали! – броня сердобольности Томы была непробиваема. – У тебя и так долг двести рублей!
Коля перевел удрученный взгляд на рядом стоящего президента. Вдруг его глаза резко загорелись и, не удержав эмоции, из него выскочило: «Оба-на!» Столько воодушевления и радости он не испытывал давно.