На следующий день математика у нас была последним уроком. Аня изводила себя нетерпением, ожидая своего звездного часа. Александра Павловна вошла в класс в привычном своем состоянии, которое называлось «не в духе». Она с презрением окинула нас взглядом и ехидно с кривой улыбкой на лице спросила:
– Ну, думаю, задачу спрашивать у вас не стоит, вы, конечно же, не решили ее?! Приступим к изучению нового материала!
Аня подняла руку.
– Что, Анна, вы хотели? – удивилась учительница.
– Я решила задачу!
– Не может такого быть! – рассердилась учительница. – Вы ошибаетесь, даже я, математик со стажем, провела над ней целую неделю.
– Но я, правда, решила, – робко парировала Аня.
Тогда к доске! – потеряв последнее самообладание, крикнула Александра Павловна.
Аня вышла к доске и начала уверенно решать задачу. Весь класс видел, как учительница занервничала – Аня отнимала ее авторитет. Александра Павловна не могла снести такой наглости и повела себя непристойно. Она одергивала Аню на каждом слове, придиралась к ней и в завершение назвала «грубой выскочкой». Я видела, как острые Анины коленки задрожали, губы стали белыми, а на глазах выступили слезы. Аня не могла позволить себе расплакаться перед классом и не могла стерпеть унижения.
– Кланяйтесь, Александра Павловна! Вы проиграли! – хохотнул со своей последней парты двоечник и задира Максим.
– Чего? Я не слышу! Что ты там сказал? «Двойка» – в четверти, нет, в году! – рассвирепела учительница.
– Да что я сделал? За что? Это же ваши слова!
– Вон из класса! Немедленно, щенок!
Максим покинул помещение. Весь класс сидел затаив дыхание, боясь даже пошевелиться.
– Садитесь, Анна – «три»! Вы слишком много мните о себе. Для начала учитесь уважать старших и не забывайте своего места. Вам еще много нужно учиться, прежде всего – изживать свою избалованность! Садитесь, не ожидала от Вас.
Аня обессилено села за парту, не вымолвив ни слова. Ей нужно было плакать, но она держалась, тем сильнее был пожар в ее груди. После уроков я шла с ней рядом. Она стала похожа на тряпичную куклу. Моя рука лежала на ее худом плече, но Аня не чувствовала меня, она сгорала в своей боли. Я видела, как дрожит ее тело, как искажено лицо. Какой ужас! Она сломалась. Учительница выбила словами из нее жизнь, как из ковра последние соринки. Впервые свита преданных поклонниц не окружала нас. Все смеялись над Аней, и никто не осудил учительницу. Я видела, как девочки побежали на перемене к Александре Павловне и утешали ее. Учительница вытирала платочком слезы и шептала: