–
Ты уж прости мне мой гнев… Итак, старайся хорошо учиться, и я вознагражу тебя так же примерно, как только что наказал.
Я с восторгом поцеловал руку отца Натофиля, а он меня обнял, задержав свои руки на моей попке, после чего покрыл меня поцелуями.
–
Так как ты доволен наказанием, которое я к тебе применил, мой дорогой ребёнок,– продолжил он,– ты должен также и меня вознаградить за мои хлопоты, и точно таким же образом.
–
Я никогда не осмелюсь этого сделать…! Хлестать моего наставника и регента!
–
Рискни… я в твоём распоряжении и, если тебе это необходимо для того, чтобы ты осмелел, то считай, что я приказываю тебе это сделать.
Я пошёл, краснея, за прутьями, а отец Натофиль обнажил своё тело. Я только едва осмелился прикоснуться к нему прутом, как он с каким-то хрипом закричал на меня:
–
Сильнее… ещё сильнее! Нужно намного строже наказывать за ошибки преподавателей, чем их учеников.
Наконец, осмелев, я схватил его за его скипетр, как ранее он это сделал со мной, и стал так сильно бить его, что буквально через пару минут отец Натофиль излился слезами радости и удовольствия. С этого момента между нами установились доверительные отношения и отец Натофиль, сославшись на поразивший его приступ простуды, который вынуждал его постоянно иметь при себе человека, который бы помогал ему и ухаживал за ним, заставил поставить мою кровать в маленький кабинет, который был расположен рядом с его спальней, но это было сделано только для формы, потому что стоило ему только лечь в кровать, как он тут же звал меня к себе, чтобы я пришел и лёг рядом с ним или сидел, бодрствуя, возле него. Он был моим Сократом, а я его Алкивиадом. Чередуя страсть и терпение, он положил все свои силы и знания на моё воспитание и образование.
Когда мне исполнилось семнадцать лет, я, представьте себе, уже знал греческий язык, латынь, основы логики и философии, а также владел начальными знаниями по теологии, но, чтобы углубить свои знания и постичь эту науку, на которую частенько направлены кинжалы фанатизма, мне требовалось попасть в руки другого преподавателя, ведь отец Натофиль был специалистом почти исключительно по художественной литературе, так что я был вынужден отправиться учиться теологии под руководством другого преподавателя, отца Аконита. Я сохранил, тем не менее, мою постель у отца Натофиля, который, чувствуя, что для того, чтобы идти своей дорогой в этой новой карьере, мне необходимо оказать такую же любезность и быть также столь обходительным, как с ним, к отцу Акониту, поэтому он его предупредил, насколько я мил и услужив в повседневном общении. Правда, для того, чтобы меня допустили к изучению курса теологии, требовалось ещё согласие игумена. Отцу Натофилю пришлось представить меня и ему, и лицо моё понравилось этому церковнику, хотя мне всё равно пришлось расплатиться и с ним… за это право изучать теологию.