После напряжения боя людям хотелось курить. Огоньки папирос тлели в предрассветной темноте.
– Стрелял? – спросил командир спецотряда, маленький черноусый капитан Анискин.
– Я его хрясь по черепу, – Колотилин поводил круглыми, словно пьяными глазами, – стоит с-сука. Я опять – хрясь! Го-о-тов!
По растерянным лицам бойцов было видно, что многие до сих пор так и не поняли, какую веселую и жестокую шутку хотела сыграть с ними слепая судьба в лице этого теперь уже мертвого красавца, бросившегося на них с автоматом в руках. И не среагируй вовремя на его бросок Колотилин, еще неясно, сколько из них осталось бы лежать на этих камнях.
– Что орешь, дура? – строго сказал Анискин.
– Я не ору! – крикнул Колотилин.
Ему было жарко, и он скинул каску с головы. Вокруг них по обоим склонам каменистой ложбинки, полого спускающейся к Псоу, то густо, то поодиночке лежали убитые боевики. Молодые и старые, ловкие и неуклюжие, бородатые и безусые, с одной пулей в сердце и чуть ли не пополам разорванные автоматной очередью – как были они застигнуты густым автоматным и минометным огнем с крутого левого берега реки, так и лежали теперь зелеными кочками среди дымящихся воронок в серой предрассветной мгле. Восходящее солнце еще не пробилось сюда своими лучами, а лишь слегка коснулось вершин далеких гор, закутанных каждая в свое одеяние – от розового до фиолетового, и только царь гор Эльбрус облачился в пурпурную мантию.
– А почему не стрелял? – Анискин слегка дотронулся до трупа носком сапога.
– Да осечка, товарищ капитан, – виновато завозился с затвором Колотилин. – Песок в ствол попал…
– Должно быть, из задницы? – проворчал Анискин. Он чувствовал себя счастливым, видя, что все остались живы.
Наклонившись к трупу с явным намерением снять массивные золотые «ролекс», поблескивающие на волосатой руке чеченца, но, видимо, передумав в самую последнюю минуту, он сорвал травинку и сунул ее в рот.
– Обыскать, – покусывая травинку, капитан отвернулся в сторону.
Колотилин забросил автомат за спину и, придерживая его правой рукой, левой стал шарить в нагрудном кармане пятнистой куртки убитого.
– Глянь-ка, – с удивлением протянул он, рассматривая желтой кожи бумажник, извлеченный из кармана. – Кажись, это не чех…
– А кто? – поворачиваясь, недоуменно спросил капитан, продолжая жевать травинку.