Сзади слышится пыхтение. Отдуваясь и держа в руках толстые
бухгалтерские книги, к тебе бежит Яков Соломонович Смерть — начфин
лифта.
— Владимир Родионович, план доходов-расходов на экспедицию
подпишите! — он протягивает тебе дорогой, обшитый красным
дерматином журнал.
Ты внимательно читаешь записи «Кре́дит: значки ГТО на ремонт
лифта — 4 штуки, брикеты нитрометаноловые, чтобы отойти подальше от
обитаемых блоков — 1200 штук, нож столовый, чтобы перерезать горло
профессору и Алмазовой – 1 штука, оплата работы матросам
скидывающим тела в шахту лифта – 2 талона на белый концентрат.
Дебет: 26 значков ГТО».
Ты укоризненно смотришь на Якова Соломоновича, напоминая про
пиратский кодекс, а именно пункт 12, части 3 Пиркода «О правах
нанимателя», а потому просто предлагаешь высадить
дурачка-профессора вместе с Алмазовой на необитаемом этаже, когда
лифт отойдет достаточно далеко от торговых блоков. Заодно можно
убрать расходы на 2 талона белого концентрата.
Раздавшийся снаружи набат стальных сапог заставляет тебя
оборвать фразу. Ты и Смерть спешно выскакиваете в коридор блока.
Воздух дрожит. Все вокруг наполнено гулом сервомоторов. К вашему
лифту подходит возглавляемый Алмазовой отряд элитных ликвидаторов в
боевых экзоскелетах Черешня-У и Чиполлино-12. Икнув, Яков
Соломонович мгновенно исчезает по неотложно бухгалтерским делам,
оставляя тебя наедине с гостями.
Разом наступает тишина. Она нарастает, накаляется, и вот в ней
раздаются чьи-то шаги. Блестящая масса заполнившей коридор черной
брони расступается. Свет над головой будто становится глуше.
Болезненно моргают лампочки. А затем, все возвращается на свои
места и из-за спин ликвидаторов, тяжело хромая на левую ногу,
выходит человек в строгом костюме.
Ты тихонько материшься, узнавая профессора Фосфора Аврельевича
Князева, одного из первых людей в совете Торгового комитета, а
также бессменного председателя комиссии по правам детей и комиссии
по внедрению экспериментальных образцов вооружения.
Князев улыбается и жмет твою руку своим нейропротезом. Его лицо
— неподвижная маска, затянутая гладкой молодой кожей. Его тело —
сплошная мешанина имплантов, которые не может скрыть ни отглаженная
рубашка, ни дорогие брюки и пиджак. Только глаза все еще остались
его собственными. Это выцветшие почти добела глаза глубочайшего,
видевшего сотни гигациклов старика.