А на столе обязательно будет стоять запотевший, прямо со льда, большой тяжелый графин с домашним квасом. Матушка так славно его умеет готовить, на ржаных сухариках, с какими-то пряными травками, в меру сладкий, и чуть с кислинкой. Самое то, чтобы утолить жажду в распаренном жарой теле. И он выпьет первые два стакана один за другим, прямо залпом, и лишь на третьем переведет дух и отхлебнет поначалу только половину, а потом медленно, с удовольствием, допьет остальное. О-ох, благодать! Отец Сергий сглотнул слюну, уже предвкушая в пересохшем горле холодную влагу и острые пузырьки любимого напитка.
– Батюшка, благословите котика кастрировать, – скрипнул за спиной несмелый хрипловатый голос.
Отец Сергий по инерции прошел еще пару шагов, запнулся на полпути и обернулся. Рядом никого не было. В храме народу было еще полным полно, но поодаль. Прихожане разделились на неравномерные группки и жужжали как пчелы в улье. Время было горячее, летнее, у каждого огороды, хозяйства, забот полон рот. Где еще и увидишься, пообщаешься да новости последние вызнаешь, как не после воскресной службы. Вот и не расходились, пока бабки-помощницы гнать не начнут, мол, имейте вы совесть, убираться-то надо же. Им ведь, бабкам, тоже домой пора, к своим огородам да курам.
«Эко, как меня разморило-то… Мерещится уже невесть что», – удивился про себя отец Сергий, и снова развернул свое грузное тело в нужном направлении. По случаю праздничного дня он служил в полном облачении и весь взмок. В ризнице его дожидался свежий подрясник, приготовленный заботливой матушкиной рукой. Эх, устал… дают о себе знать годы, что и говорить, дают…
Теперь бы только домой добраться, а там уж легче станет. Освежится и обмоется прямо во дворе. Матушка станет поливать ему на спину ковшиком, черпая студеную колодезную воду из ведра. И внучата с визгом будут кружить вокруг, тут же придумав новую забаву брызгать друг на друга. А он будет смотреть на них, улыбаться и шикать на не в меру расшалившуюся ребятню, и растирать свое большое, покрытое пучками седых волос, тело жестким полотенцем. А потом наденет свежую просторную белую рубаху, и, никого не приглашая, зычно запоет праздничный тропарь. И все потихоньку затихнут, угомонятся, и соберутся рядом, и станут подтягивать, кто умело, а кто и не очень. И, помолившись, рассядутся они за большим круглым столом. А он вытянет свои гудящие от усталости немолодые, подточенные варикозом ноги, давая им, наконец, заслуженный отдых.