Да пропади она пропадом, вся эта здешняя жизнь, и вся эта
Поворотница, и все её обитатели! Я не осилю вот это до холодов, я
просто не понимаю, как это. Не хочу и не буду!
- Ой, госпожа Женевьев, там такой ужас! Ой, вы что, плачете? Да
что такое-то, вы ж никогда не плакали! Только совсем в детстве! –
Марья тоже выглядела не самым лучшим образом – бледная до
зеленушности.
В детстве, сказать тебе правду, я от каждой разбитой коленки
ревела. Это потом уже научилась в себе держать. А сейчас – не
считаю нужным, вот.
- Знаешь, Мари, я должна признаться тебе в страшной вещи, -
прохлюпала я носом.
И если я сейчас этого не скажу, я тресну, лопну, и ещё не знаю,
что со мной сделается.
- Что такое, госпожа Женевьев? – ну вот, напугала человека.
- Только не здесь, мало ли. Пойдём внутрь. Туда, где…
- Где не пахнет, да?
- Да.
Мы обошли дом, зашли с парадного входа, я села на перевёрнутую
лавку и сказала:
- Мари, я мало что помню. Я помню, как меня зовут, я помню лицо
сына. И нашу дорогу на корабле немного помню. И всё.