Опять весна подкатывает первым
чуть слышным бормотаньем поутру
с пути уставшей птахи. Вот и прерван
сон зимний… Только что я соберу,
сбежав сюда от сутолки столичной,
где прогремит отчаливать звонок?
Откуда говорить – мне безразлично,
откуда достучаться – все одно,
лишь достучаться б зовом, хрипом, песнью…
Все заново начать невмоготу —
уж ниточки гусей по поднебесью
отчеркивают вехи на лету,
они домой летят – мне на гнездовье
силенок не собрать: года не те…
Но как проститься с нажитой любовью,
чтобы пристать к беззвездной пустоте?
Как не срастись с весною этой ранней,
где влился сам в настройку скрипачей,
летящих зыбким клином, с бормотаньем
случайной птахи? Как уйти ни с чем
совсем в ничто? Когда бы в том пространстве,
что кинули, мы оставляли след…
Приехали – с завидным постоянством
опять изобретать велосипед
нетленности души, опять пределы
отодвигать, где грез невпроворот.
Упаковал сон зимний в бренность тело,
казалось, прочно… Но весна грядет,
и к черту все сомненья, все просчеты
былые, свежий ветер разорил
слежалый кров. И тянешься к блокноту —
озвучить взмахи мощных чьих-то крыл
и, значит, тоже снова приобщиться
не к угасанью постному. В алчбе
зайдется сердце – прилетают птицы,
природа повторяется в себе.
Хоть нам видна обложка повторенья —
подернутая солнечным огнем
синь мартовская – крохой вдохновенья
оттаявшей, возможно, оживем,
ведь текст внутри… Оставив, домочадцам
измаранные начерно листы
попыток скудных, если б достучаться
до слепоты окружной, глухоты…