Его противник был моложе, более силён и гибок, но Бриан, несмотря на возраст, с завидной сноровкой, уходил от ударов. Топор, с диким свистом рассекая воздух, пролетал возле его головы, едва не подсёк ему ногу и чуть не врезался в щит. Олаф, чувствуя вину, за содеянное с Гильомом Жируа, не хотел убивать его сына, и выжидал момента, чтобы победить, сломать его, не убивая. Может быть он и совершал ошибку, так как нет ничего хуже недобитого врага. Но он не мог поступить иначе.
Устав махать тяжёлым топором, не попадая по противнику, Монтрей отпрыгнул назад, и прокричал:
– Сначала, я убью тебя, гнида, а потом, изрублю на куски твоего сосунка-сына.
Весь бледный, дрожащий от страха Маркус, переживающий за отца, шепчащий молитвы, вздрогнул от этого крика. А Олаф, ответил на него, сильным ударом копья в щит Монтрея.
– Сначала, недоносок, убей меня!
Монтрей отшатнулся от удара Бриана, а затем, с новыми силами, дико крича, набросился на него.
Удар! И Олаф едва успел подставить щит, закрываясь от удара, летевшего ему в голову. Звенящая, острая боль, кольнула руку, отозвавшись стоном в плече.
Лезвие топора застряло в щите, и Монтрей, не выпуская древка, пару раз его дёрнул, стараясь его освободить.
Олаф, крутанув свой щит, открыл правую сторону Монтрея. Тот, в ужасе, ожидая удара, поспешил прикрыть незащищенную грудь щитом. Бриан, отбросив копьё, свободной рукой ухватился за край щита противника, и дёрнул на себя.
Конец ознакомительного фрагмента.