– Забавно, – сказал Орест, – весьма забавно. Значит, твои соотечественники подсунули местным дикарям большую каку.
– Выходит, так. Это потому, что среди них не было меня. Я не позволил бы оттяпать у племени половину владений. Кстати, только что меня осенило. Хочешь, доложу об итогах очередного этимологического изыска? «Какос» – по-гречески «плохой». Может, отсюда и нашенская «кака»? И смысловое, и звуковое тождество бесспорно.
– А почему говорят – «соленый грек»? Я, когда в автобусе сюда ехал, услыхал от одной тетки.
– Страсть как любят все пересаливать. Рыбу соленую обожают. Пресную воду не признают, – это я уже начинаю гнать тюльку. – Жажду утоляют исключительно морской водой. Если таковой поблизости нет, бухают в бачок с колодезной пачку соли. Натурально, кровь у нас до того соленая, что, если где упадет капля, через час там сверкает кристаллик соли.
Орест так громко смеется, что две девчонки-соседки косятся на нас не с холодным – прямо-таки ледяным презрением. Может, они презирают нас за то, что мы никак не оторвемся животами от песка и не подсядем к их желтенькому, в алую полоску пледу.
Откуда-то Орест извлекает булавку – предусмотрительный парень, а вдруг в море схватит судорога, и предлагает:
– Давай-ка уколю. Хочу убедиться, не отходя от кассы.
– Ага, – прячу я руку, – нашёл дурака.
– Жаль, – с наигранным разочарованием произносит он. – А я уж обрадовался, что сэкономлю на соли. Пособирал бы на пляже кристаллики…
Взрыв нашего смеха заставляет девчонок повернуться к нам спинами. Ясное дело, мы для них теперь не существуем вовсе, мы отныне – пустое место.
Ничего не остается делать, как оторвать свои бренные, отяжелевшие тела от песка и понести их в море.
Я беспрестанно ныряю – иначе вкус купания не улавливаю. А Орест, который преодолел тыщу с лишним верст, дабы увидеть море, напоминает благовоспитанную барышню. Он бережет волосы, не мочит их, плавая осторожно – говорит, не уверен, что в пансионате работает душ с пресной водой. Для истого горожанина это немаловажно.
В море заходили вместе, потом я незаметно оторвался, ушел на глубину, оставив Ореста там, где по горло. Беру курс на сближение, ныряю и метров двадцать пять безупречно прохожу под водой. Отфыркиваюсь в каком-то метре от Ореста, уставившись на него выпученными, залитыми водой глазами. В ушах ее тоже изрядно, потому очередной вопрос моему новому другу приходится повторять дважды. Он, оказывается, спрашивает: