В конце августа за ним приехал отец.
Виталик не узнал сына – это был другой мальчик. Похудевший, вытянувшийся, еще полноватый, но не обрюзглый. Изменения, конечно, на пользу. Но как относиться к иным переменам, Виталий не знал. Сын не просто повзрослел: из толстого неловкого мальчишки он превратился почти в подростка, который держится просто и уверенно, смотрит прямо, разговаривает, не спотыкаясь от стеснительности на каждом слове. Из-за контраста с прошлым и настоящим казалось, что в манерах сына появились и нахальство, и бравада, и самоуверенность, граничащая с вызовом.
– Что ты все косишься на него? – спросила теща. – Как наша «гурманка» отнесется к тому, что сыночек сбросил лишние килограммы, понятно. Впадет в истерику, и вой будет стоять – уши зажимай. Но ты-то сам? Что про сына своего думаешь?
– Он похож на спортсмена.
– До настоящего спортсмена ему, пожалуй, еще далеко.
– Я не про достижения. У нас был один офицер, после института, два года служил. Маленький, корявенький – ничего особенного. Съездил в отпуск, вернулся – не узнать. Грудь колесом, ходит-светится. Спрашиваем: женился, девушку завел, наследство получил? На все ответ – «нет» и хитрая улыбочка. Потом узнали – он в отпуске участвовал в открытом московском международном марафоне, обошел всех чемпионов и занял первое место.
– Я не поняла: это сравнение – в пользу Эдику или в укор?
– Сам не знаю. Непривычно: вдруг вместо маленького слабого сына самодовольный парнишка.
– Ты определись, потому что без твоей поддержки Эдику трудно будет противостоять Клариному натиску. Она ведь обязательно попытается снова превратить его в покорный жиртрест. Виталий! Все очень просто, отбрось интеллигентские рефлексии. Скажи себе: «Я уважаю своего сына!» А еще лучше – скажи ему это лично.
На обратном пути отец и сын на несколько дней остановились в Ленинграде.
Бабушка Марфа всплеснула руками:
– Эдюлечка! Ты ли это?
– Я, но уже не Эдюлечка. Эдуард, можно просто Эдик.
Еще до встречи с бабушкой Марфой он увиделся с сестрой Татьянкой, Соней и Маней. Раньше, когда девочки называли его Эдюлечка (или Пупсик), он слышал в их голосах насмешку, очень обидную.
– Ну, ты даешь! – восхитилась Татьянка.
– Это уже не Эдюлечка, – покивала Соня.
– Эдуард в чистом виде, – подтвердила Маня.
– Попрошу не принижать моего родного брата! – сказала Таня. – Эдуардище!