Когда они вошли в ординаторскую, доктор Шела позвала дежурную сестру и распорядилась выдать для Леночки шприц и дозу морфия.
–
Мы с доктором Сашей, – она улыбнулась, – это только я его так называю, – понял?
–
Обижаете, Шела Моисеевна!
–
Так вот. Он мне рассказал про твои идеи. – Лев навострил уши. – Я не знаю целителя (гомеопата, экстрасенса или просто шамана), который посмел бы взять на себя ответственность на такой стадии заболевания. Жалко, конечно. Но её спасти нельзя. Успокойся, успокой свою совесть и остуди энтузиазм. Если бы я не была профессиональным врачом и могла что-либо сделать, – я бы ускорила её уход. Мне больно смотреть на муки этого ребёнка.
–
Я очень много думаю, говорю, советуюсь, слушаю. Все, включая мой здравый смысл, согласны с Вами. А наедине с собой во мне живёт какая-то абсолютная уверенность, что Лена будет здорова. Как это объяснить, – я не знаю.
Дежурная сестра принесла всё, что ей было велено.
–
Положи это на тумбочку Лены и иди домой.
–
Можно, я сегодня останусь с ними? Има устала от праздника, а я подежурю. В палате есть удобное кресло. Завтра мне уезжать.
–
Ладно. Только сам инъекции не делай. Позовёшь сестру.
–
Спасибо.
Когда Лев вернулся в палату, на столе горели свечи, еда была прикрыта салфетками, а посуда вымыта.
–
Поставь стол на место и иди домой, – сказала Има. – Завтра придёшь попрощаться.
–
Мне разрешили эту ночь провести здесь с вами, – ответил Лёвушка, выполняя распоряжение своей Имы. – Я буду в этом кресле. Посижу, подежурю, почитаю. А ты спи.
–
Раз ты так решил, – оставайся. Спокойной ночи!
Лев сел в кресло так, чтобы свет от коридора падал
слева, взял свою книгу, положил её на колени, посмотрел на Леночку и задумался.
Всю неделю он наблюдал за её состоянием, поведением, муками. Она была истощена болью. Её приходилось держать на наркотиках. Все анализы показывали постоянное ухудшение общего состояния. Врачи были уверены, что метастазы в какой-то уже близкий момент могут привести
к фатальному концу. А он задавал себе только один вопрос, который врачи никогда себе не задают, поскольку верят только анализам:
–
В чём проявляется её готовность к смерти? Где печать Судьбы?
Нет! В ней было всё – болезнь, прогрессирующее ухудшение показателей, истощение организма, невероятные боли, – но когда болей не было, и она бодрствовала, то это был живой ребёнок, энергичный, задорный, умный. Понятие смерти с ней не вязалось.