На ответ не хватает сил. Как сломанная кукла обрушиваюсь на грязный пол лицом вниз. Ее последние слова жарким факелом полыхают в сознании, побуждая к действиям. Да, я знаю, что будет в случае провала миссии… Ничего не будет… ни для кого из нас. Те кто останутся в живых позавидуют мертвым окунувшись в привычную серость. Возможно я и не прав… Возможно дома у них все расчудесно… в отличие от меня.
Звуки боя и лепет передатчика становятся все тише и тише, словно отдаляясь. Остается лишь боль, терзающая тело раскаленными щипцами. Неужели это все? Я представлял финиш несколько иначе… А где же свет спускающийся с небес, где врата, через которые я должен войти и избавиться от страданий? Страданий? Страданий… Какое неприятное и болючее слово. В детстве оно у меня всегда ассоциировалось с больницей, а особенно со стоматологическим кабинетом, в котором был частым гостем.
– Больница? – пытаясь вспомнить что-то важное, сосредотачиваю внимание на этом слове. – Ну конечно же… Как мог забыть…
Рука тянется к боевой аптечке на левом предплечье. Со щелчком отскакивает крышка, и пальцы ложатся на выступающие кнопки пневмошприцов.
– Так, нужно вспомнить… Вспомнить…
Глаза никак не хотят открываться, чтобы помочь рукам в трудном выборе.
– Первый и третий… Нет. Первый и четвертый, – бормочут окровавленные губы.
Желательно не перепутать, иначе результат может оказаться совершенно противоположным ожидаемому.
Две тонкие иглы втыкаются в тело, впрыскивая реаниматор и стимулятор.
Над моей головой раздаются незнакомые голоса. Чья-то нога в высоком ботинке с ребристой подошвой отшвыривает мой автомат в сторону. Сильные руки переворачивают на спину.
– У меня потери! Восьмерка мертв! Шестерка отзовись, – мрачной реальностью врывается в уши голос Дамы. – Вынуждена отступить. С верхних этажей Волки как тараканы лезут. Семерка прикроешь меня.
– Понял! – наполняет голову болью ревущий бас. – После твоего появления две ракеты в точку выхода и отходим.
– Принято.
– Десять, – спокойно отсчитывает Десятка. – Возьму на себя окна. Сколько смогу. Кстати, в доме напротив кто-то шастает. Шестера ты еще жив?
– Шестера, это Дама, ответь!
Надо мной на фоне облупленного потолка с разбитым светильником нависло испещренное глубокими морщинами лицо на половину прикрытое чеканной стальной пластиной-маской. Оранжевый слипшийся от пыли гребень волос свисает набок. Кажется, что этот человек только что покинул костюмированный карнавал. Этакий петушок оранжевый гребешок, лысая головушка, железная мордушка.