Пока она взглядом гипнотизировала
пустоту, я вытащил из кармана флейту Прима и дунул в неё.
В то же мгновение посреди двора
образовалась телепортационная воронка, и из неё проворно выпрыгнул
козлоногий.
— Что ты хочешь, Аааргус?! — начал он
гневно, но быстро стушевался, увидев, в какой компании
оказался.
— Софья — Искатель, а это расщелина
между мирами, — быстро объяснил ему я. — В руках у неё фляга
Диониса, и если всё пойдёт нормально, то она сумеет с ним
связаться. И когда мы убедим его вернуться на Землю, ты наконец-то
признаешь мой Контракт исполненным!
От такого обилия новостей сатир
заметно прибалдел, но быстро сумел собраться.
— Так и быть, Аааргус! Верниии нам
нашего отца! Дай нам вдоволь напиться амброоозии!
Теперь всё зависело от Софьи.
От неё дыхнуло теплом, и с её
пальцев, как и в прошлый раз, сорвались серебряные нити,
устремившиеся в расщелину. Они тянулись всё дальше и дальше, и
когда мне казалось, что это никогда не кончится, они вздрогнули и
мелодично зазвенели.
Расщелина расширилась, а темнота
внутри неё перестала вращаться, став гладкой, словно поверхность
зеркала.
И внутри этого зеркала кто-то
был.
Я ясно видел силуэт мужчины. Он был
достаточно высок и широкоплеч, с приличных размеров пивным
животиком и длинными кудрявыми волосами.
Это был он, Дионис. Гость, которого
древние греки считали богом виноделия и пьянства, покинувший Землю
больше тысячи лет назад и сейчас находившийся неизвестно в каком
мире, смотрел на нас.
Даже сквозь огромные расстояния, что
нас разделяли, я чувствовал в этом взгляде невысказанный вопрос. Он
видел нас и ждал пояснений.
Покосившись на Прима, я сразу понял,
что сатир переговоры вести не в состоянии. Он в тихом обалдении
пялился на нечёткий силуэт и едва ли не пускал слюни от
восторга.
Значит, отвечать за переговоры
придётся мне.
Я откашлялся.
— Приветствую тебя, о Дионис, бог
виноделия и... Просто виноделия! Меня зовут Матвей Аргус. Твои
дети, сатиры, просили меня тебя найти. Они передают, что скучают по
звукам твоей флейты... А ещё по вкусу твоей амброзии! Они его
совсем забыли и вместо неё глушат какое-то отвратительное пойло,
грезя, что однажды ты вернёшься и попируешь вместе с ними!
До самого последнего слова я не был
уверен, что он меня слышит, но всё равно пустил в ход всё доступное
мне красноречие. От того, услышит ли он меня, послушается ли,
зависело слишком многое. Не только жизнь Софьи, но и моя
собственная. Если я не верну Диониса сатирам, то эти козлоногие
шантажисты точно не успокоятся, пока меня не убьют...