Пока они спорили, я начал кое о чём
догадываться. Фенрир, асты, цепь из кошачьих шагов, Один, Рагнарёк.
Всё это складывалось в весьма интересную картину!
— Всё, о чём вы говорите, это ведь
было в Скандинавской мифологии, верно? — обратился я к Нарву
Хиддику. — Один — глава Скандинавского пантеона, Фенрир — огромный
волк, цепь из кошачьих шагов, способная удержать зверя, — я обо
всём этом читал в детстве! А вы... Вы и ваш народ — асы,
скандинавские боги...
— Довольно неплохие, пусть и, кхм,
поверхностные знания! — уважительно произнёс Верховный. — Дай
угадаю, читал в детстве? Дай угадаю — книги тебе покупал
Филипп?
Я кивнул. Так и есть, отец всегда
дарил мне на день рождения книги. В основном — энциклопедии о мифах
разных народов и фантастику. Специалистом во всех областях меня это
не сделало, но, как и сказал Верховный, кое-какими поверхностными
знаниями я обладал.
Но все мои знания, по сути, не стоили
и выеденного яйца. Как и говорил Архип, все мифы и легенды по сути
своей являлись всего лишь вольным пересказом реального
взаимодействия Местных с Гостями. Правды в них, вероятно, было
немного. Так, несколько имён да пару фактов.
И следующей своей фразой Нарв Хиддик
это подтвердил.
— Так нашу историю пересказывали друг
другу Местные. Но реальность далека от их представлений, — смерил
меня немигающим взглядом Нарв Хиддик. — Мы, асты, не боги. Мы
пришли к народам Севера, предложив им помощь и покровительство, а
остальное додумали они сами. Они сочинили истории о наших воеводах,
назвав их Тором, Локи и Одином, рассказали о нашем зачарованном
оружии, о фенрирах — наших боевых волках. Они выдумали нам
биографии, описали те истории, которых никогда не было. В их глазах
мы и в самом деле были богами. Но наша история была другой...
— Никто не виноват в том, что вы
потеряли ваше величие, — тихо произнёс Коротков.
— Никто. Кроме нас самих, —
согласился с ним Нарв Хиддик. — Но это не повод нападать на нас
посреди Москвы. Поэтому я требую, чтобы Матвей Аргус понёс
справедливое наказание!
— Какое наказание ваш народ сочтёт
справедливым? — спросил его Коротков и достал бумагу и ручку, как
будто приготовился записывать.
— Публичное покаяние, сорок ударов
плетьми и позорное клеймо, — ответил Хиддик, не задумавшись ни на
мгновение.
— Клеймо где? На лбу? — деловито
уточнил у него Коротков.