Я почувствовал, как после моей
последней мысли по телу растекается приятная, одобряющая теплота.
Предыдущий хозяин моей тушки одобрял это желание.
Беспомощно лежать, ожидая когда
придет сердобольная Марфа не хватало терпения. Меня прямо сжигало
изнутри вот это свое положение избитого и униженного. Не привык я к
такому. Я человек дела. За это меня ценили в том мире. Очень
дорого, между прочим, ценили. Таким же я буду и в этом.
Опираясь о стену, помогая себе
руками, встал.
Но, сделав пару шагов, понял: все
дела придется отложить как минимум до утра. Новое тело хрипело,
сгибалось от боли и почти не слушалось. Сердце истерично трепетало,
ноги предательски дрожали.
Мне нужно отлежаться. Желательно в
теплой и чистой постели.
Шарюсь в своем левом башмаке и
держась стенки, со скоростью беременной черепахи, иду обратно.
В бар.
– Мне нужна комната. Хотя бы на
сутки. И питание. Этого хватит? – я, прикрывая ладонью, кладу на
стойку перед смотревшей на меня ошалевшим взглядом Марфой желтый
кругляк – мою последнюю заначку, которую слуги барона так и не
нашли.
– Хватит, – рука барменши словно жало
скорпиона метнулась вперед, схватив золотой червонец. – Тут тебе на
полгода хватит. Еще и сдачу отдам.
Ого! Как тут, оказывается, эти
монетки ценятся.
– А ты смелый, только чуть не убили
из-за «борьки» и снова ей же расплачиваешься, – придерживая меня
под мышку, произнесла женщина, почти волоком затаскивая мою
ослабшую тушку на второй этаж – именно там у нее были номера.
Немного подумав, она добавила:
– Или глупый.
Оставив меня на постели, сказав, что
еду скоро принесут, барменша спустилась вниз, а я осмотрел свое
временное жилище. Ничего особенного: скромная односпальная кровать,
стол со стулом, небольшой шкаф в углу да зеркало, висевшее рядом с
ним. На окнах невзрачные занавески, сквозь которые пробивается свет
уличных фонарей. Всё. Даже туалета с ванной нету. Удобства, как
говорится, во дворе.
У меня возникло очень устойчивое
ощущение, будто я попал в комнату постоялого двора позапрошлого
века. Ничего в ней не напоминало о том, что на дворе двадцать
первый век. Не было ни розеток, ни лампочек с выключателями. Из
всех приборов освещения была только стоявшая на столе керосинка,
которая и давала скудный свет. Даже оконные рамы сделаны из местами
рассохшегося дерева, без какого-либо намека на пластик.